Белый вождь

Убедившись, что все в полном порядке, Карлос подобрал поводья и ловко вспрыгнул на лошадь, а чтобы избежать головокружения, он пустил лошадь по самому краю бездны, сперва шагом, потом рысью и наконец малым галопом. Эта простая прогулка со стороны казалась ужасной и представлялась зрителям, смотревшим снизу, великолепным и вместе с тем страшным зрелищем.

Через некоторое время он стал скакать по плоскогорью тем аллюром, которым думал закончить испытание, и сразу останавливал мустанга. Пустив снова лошадь в галоп, он опять остановил ее и повторял этот маневр раз десять-двенадцать, поворачивая голову лошади то к пропасти, то в противоположную сторону. Но этот аллюр, конечно, не был самым быстрым бегом, на какой был способен мустанг. Однако при самом быстром беге удержать на таком незначительном расстоянии лошадь на всем скаку в этих условиях было бы положительно невозможно, даже пожертвовав ее жизнью: вы могли пронзить ей сердце пулей, но она все-таки подалась бы вперед на несколько шагов. Избранные судьи, наблюдавшие за приготовлениями, требовали только хорошего галопа.

Наконец Карлос укрепился в седле и направил мустанга к пропасти. Решительный вид его говорил о приближении развязки. Он коснулся коня шпорами – и в следующую секунду галопом скакал к краю утеса.

Все взгляды с напряженным вниманием устремились на отважного всадника, все сердца замерли, на равнине воцарилось глубокое молчание, только и слышались неровное дыхание зрителей да стук лошадиных копыт на крепкой почве утеса.

Недолго, однако, длилось ожидание. Шагов пятьдесят еще отделяло Карлоса от края пропасти. Поводья пока опущены – он не хотел натягивать их, не перескочив назначенной линии.

Трепет объял как верхних, так и нижних зрителей.

– Еще один прыжок! Еще! Боже великий! Он перескочил линию! Он погибнет!

Восклицания эти раздались в группе, в которой стояли судьи, но через секунду послышались шумные «браво!», к которым присоединились громкие рукоплескания, поднявшиеся из долины.

В момент, когда лошадь, по-видимому, готовилась сделать прыжок в шестьсот футов, поводья натянулись, и передние копыта мустанга уперлись и как бы вросли в землю, а круп коснулся почвы. Лошадь остановилась в трех шагах от края пропасти.

Карлос снял сомбреро и, помахав им в воздухе в знак приветствия, снова надел на голову.

Снизу это было необыкновенное зрелище. Лошадь и всадник отчетливо, в величественной и грациозной позе, вырисовывались на лазурном фоне неба. Ясно были видны и атлетические формы Карлоса, и овальные контуры мустанга, и сбруя, и в эти краткие минуты неподвижности зрителям представлялось, что перед ними стояла бронзовая конская статуя на утесе, словно на исполинском пьедестале.

Рукоплескания удвоились, и снизу видно было, как всадник, повернув лошадь, скрылся за вершиной.

Страшное испытание окончилось, и нежные женские сердца, быстрее забившиеся от страха, уже снова продолжали биться спокойно и размеренно.

Глава VIII Перо цапли

Когда охотник на бизонов появился в долине, его вновь встретили шумными выражениями восторга; толпа замахала шляпами и платками. Но он видел только один платок, а до остальных ему не было дела. Этот небольшой надушенный кусочек батиста, обшитый кружевами, был его знаменем надежды; он видел, как небольшая ручка, украшенная драгоценными кольцами, махала этим платочком в его честь, и был совершенно счастлив. Карлос с не меньшей отвагой пустился бы на более опасные подвиги, лишь бы только получить подобную награду.

Проехав мимо амфитеатра, он слез с лошади у своей повозки и обнял мать и сестру. За ним следовал его поручитель дон Хуан, и многие заметили, что хорошенькая блондинка ненадолго остановила глаза на брате, а затем ее нежный взгляд устремился на другого, и этим счастливцем был молодой землевладелец. Он смотрел на нее с еще бóльшей нежностью, и нельзя было не заметить, что у них взаимная любовь.

Дон Хуан был богатым землевладельцем и скотоводом, которому из любезности придавали титул дон, хотя на общественной лестнице он стоял лишь на одну ступеньку выше охотника на бизонов, от которого отличался только богатством. Не принадлежа к высшей мексиканской аристократии, – что впрочем и не весьма его беспокоило, – он пользовался репутацией дельного и умного молодого человека, и мог бы, если бы только захотел, породниться с семействами, в чьих жилах текла «голубая кровь», которой они очень гордились. Впрочем, он и не собирался породниться с ними, по крайней мере, посредством супружества. Видя его возле Розиты, можно было предсказать, что он не станет искать жену в аристократическом кругу.

Небольшая группа, собравшаяся возле повозки, дышала счастьем. Дон Хуан, имея в кармане пятьдесят унций золотом чистого выигрыша, не щадил издержек: он угощал друзей конфетами, оршадом и лучшими местными винами, которые могли бы быть известны целому свету, если бы страна была более доступна для торговли.