— Небо всегда в движении, — сказал он. — Здесь сияние совсем иное, не такое, как там, внизу, — указал он в направлении материка. — Даже если сияние повторяется дважды на протяжении одной ночи, оно каждый раз новое. Ей-богу, оно постоянно меняется. — Он помолчал. — А почему же любовь… — произнес он вдруг, и голос у него сорвался.
Это смутило Галю.
Что он имел в виду, почему в эту минуту вдруг вспомнил о любви?
Он стоял, продолжая глядеть ей в лицо, и был уже совсем другой — в глазах загорелся странный блеск, и в то же время в них было напряженное внимание.
Может, он намекал на Гришу? Может, подумал, что она стояла здесь под сияющим небом, тоскуя и мечтая о Грише? Или он…
Толя шагнул к ней, она уловила это движение еще прежде, чем он его сделал. И сразу опомнилась, взяв себя в руки.
Галя засмеялась, лицо у нее совсем застыло.
— А я ужасно замерзла, — сказала она.
У нее и впрямь стучали зубы, лишь теперь она почувствовала, как продрогла. Мороз пробрал ее насквозь, ноги в оленьих унтах закоченели. Веки отяжелели, ресницы стали мохнатыми от инея.
— Галя!
— Пойдем выпьем чаю, — сказала она быстро. — Надо обогреться.
Снег у них под ногами скрипел звонко, оглушительно.
Почему же она не слышала, как подошел Толя?
На смену этому пришло другое воспоминание.
Был полдень, всюду господствовала тусклая белизна, ледовая равнина дышала покоем и неподвижностью. Галя была в доме одна, Федор и Толя пошли на охоту, чтобы застрелить или поймать сетью тюленя. Она читала книжку, когда внезапно заработала рация. Со станции на острове предупреждали о приближении бурана.
Она выбежала из дома и огляделась по сторонам. Небо было чистым; она смотрела на пустынные, грозно мерцающие ледяные просторы. Местами лед вздувался мерзлыми гранями торосов и ледяной крошки, образующими высокие барьеры. У продушин между льдинами и у снежных заносов чаще всего и держались тюлени.
Федора и Толи не было видно.
Она решила предупредить их о приближающейся опасности выстрелом и вошла в дом, где обычно висело одно из двух ружей. Но на сей раз Федор и Толя ушли вдвоем и Галя осталась без оружия. Поэтому она оделась и поспешно вышла.
Буран обрушился внезапно. Порыв ветра вздымал хлопья смерзшегося снега и гнал их по льду густой стеной. Небо затянуло тучами, свет померк, поглощенный серо-белой тьмой. Вой вихря смешался со свистящим треском ледяных обломков.
Галя попыталась кричать, но ветер уносил голос. Ледяное крошево, как осколки стекла, кололо лицо, слепило. Лицо у нее горело, и она чувствовала, что щеки совсем застывают. Да и тело начинало коченеть. Она остановилась. Теперь было уже поздно искать охотников, надо было возвращаться. Но вокруг царила тьма, плотная, непроницаемая серо-белая тьма. Ее следы замело, все было в движении. Она стояла на месте и в то же время как бы пробивалась сквозь туннель. Она чувствовала себя слепой, ощущала полную беспомощность. Она не знала, где находится. До дома каких-нибудь во-семьсот-девятьсот метров. Но в каком направлении идти?
Пурга примчалась с севера, ветер бил ей в правый бок, в правую щеку. Значит, она должна повернуть назад и подставить ветру левую щеку. Выходит, она знает, куда ей надо возвращаться. Идти боком против ветра, который теперь дул так сильно, что Галя едва передвигала ноги. Глаза она прикрывала поднятой рукой. «Идти, идти», — шептала она.
Она невольно стала вспоминать, как поступали мужчины там, где она выросла, если их на охоте застигала пурга. Ах, тайга! В тайге лучше, есть где укрыться, можно в подветренном месте развести костер. Но здесь, в этой голой, бесконечной ледяной пустыне, нет ни одного ориентира, нет никакого спасения. Она знает только направление, и ей нельзя, ни в коем случае нельзя сбиться. В такую пургу можно пройти в десяти, в пяти метрах от сруба и не заметить его или углубиться в эту бездонную, безграничную пустоту и блуждать, пока не выбьешься из сил, не замерзнешь. Но нет, только не это. У нее ведь твердая воля и достаточно сил, достаточно выносливости. Ведь она выросла в тайге. Идти! Идти! Она сознавала, что не имеет права сдаться.
И все же ее охватил страх, сердце стеснилось, от волнения сжало виски, вся она дрожала от незнакомого ощущения слабости.
Она пробилась сквозь плотную, ослепляющую пелену морозного ветра и снега к месту, которое в первый момент приняла за подход к дому. Провалившись в сугроб, она с трудом выбралась из него. Что иное могло задержать снег, гонимый вихрем на этой ледяной открытой поверхности, кроме их дома? Галя почувствовала, что стена укрыла ее от ветра. Она дошла до дома! Сердце забилось от радости, она шатаясь сделала еще три шага и коснулась стены.
Это была стена тороса.
Галю охватило отчаяние. Где она находится, как выйдет отсюда? В маленьких полыньях между торосами — тюлени. В любую минуту, сделав один только шаг, она может провалиться в продушину. При этой мысли ее бросило в жар.