Белым по чёрному

— Ну да-а! Как же это камень может в складки выгибаться? Поди-ка согни его! — недоверчиво перебила Мелка тётушка Тряпка. Она даже в мелочах терпеть не могла неточности. Что поделаешь — слишком уж часто приходилось ей стирать ошибки на доске.

— Так это если сразу! — стал объяснять Мелок. — А если очень медленно, постепенно, тогда и камень согнуть можно. Конечно, во время роста гор он и ломался и трескался. Но и гнулся тоже. Сейчас всё поймёте. Вот, например, лёд. Он твёрд, хрупок, легко ломается и, казалось бы, совершенно не может гнуться. А попробуйте положить на него, скажем, утюг. Через несколько дней он как бы утонет во льду. Вы попытаетесь его вытащить, но не тут-то было. Вы дёрнете посильнее — и вот тогда лёд разлетится вдребезги. В чём же дело? Почему утюг мог погрузиться в твёрдый лёд и при этом вокруг не оказалось ни малейшей трещинки, а стоило его рвануть обратно — лёд разлетелся? Дело тут в том, что вес утюга действовал на лёд непрерывно, равномерно и долго. В результате хрупкий лёд изменил свою форму. Если бы утюг вытягивали обратно так же равномерно, долго и непрерывно, лёд отпустил бы свою добычу и остался целым.

Примерно такой же опыт можно провести со стеклом. Если зажать в тиски стеклянную трубочку и повесить на другой конец её гирьку, со временем трубочка согнётся. Ну, а если эту же трубочку попытаться согнуть сразу, она тут же сломается. Уж на что стекло хрупко и твёрдо, а гнётся… Ну, а битум вы знаете? Ту самую твёрдую чёрную смолу, которая идёт на приготовление асфальта. Ребята называют её «варом» и нередко притаскивают в школу.

— Знаю, — кивнула Тряпка. — Испачкают им парту или пол, так потом ни за что не ототрёшь.

— Так вот, если ударить по куску этого битума молотком, он сразу расколется на острые блестящие кусочки. Но стоит положить его на наклонную доску — и через день-другой увидишь, что кусочек битума изменил свою форму и стал похожим на большую каплю, стекающую вниз. Так оно и есть на самом деле: твёрдый битум течёт, только очень медленно. Вы думаете, он почему-либо стал мягче? Ничуть не бывало. Ударь по нему молотком, битум снова разобьётся.

Примерно то же самое происходит и с камнем.

Конечно, каменные породы куда твёрже, но и они обладают пластичностью и их можно согнуть. Всё зависит от того, с какой силой и как это делается.

Но вернёмся к мрамору, — продолжал Мелок. — Смятые слои известняков, стиснутые невероятной тяжестью пришедших в движение каменных масс, раскалялись жаром земных недр. Совсем рядом, пользуясь появившимися трещинами, снизу пробивалось к поверхности расплавленное каменное тесто — магма.

В этой дьявольской кухне почти ничто не могло остаться прежним. Известняки тоже менялись: они превращались в массу твёрдых, накрепко спаянных между собой мельчайших кристалликов.

Когда кристаллизовался весь известняк, он становился чистейшим мрамором, точно таким, как вон тот. — Мелок кивнул на котловину. — А если этот процесс почему-либо останавливался на полдороге, получался мраморовидный известняк. Тоже хороший строительный материал, но всё же не чета настоящему мрамору.

Впрочем, мрамор, став таким красавцем, не возгордился. На память о своём прошлом он нередко в своём рисунке сохраняет силуэты древних раковин.

— По-онятно! — кивнул дядюшка Глобус. — Но ведь вы, известняки, обычно белые или желтоватые, а мрамор бывает и розовым, и тёмно-серым, и коричневым, и зеленоватым…

— …и фиолетовым, и красноватым, и с разноцветными прожилками, — подхватил Мелок. — Скажу больше: чисто белый мрамор довольно редок. Это оттого, что во время рождения к нему примешивались другие вещества. Они-то и дали камню тот или иной цвет. Железо, например, окрашивает мрамор в красноватые тона, марганец — в коричневые, бурые, хром придаёт зеленоватый оттенок. А чёрные жилки, которые мы так часто встречаем в этом камне, — это самый обыкновенный каменный уголь, в который превратились остатки морских растений. Кстати, по этим же причинам обычные известняки тоже бывают разных цветов, и вы, дядюшка Глобус, ошибаетесь, считая, что мы обязательно бываем только белыми и желтоватыми.

— Так вот он какой, ваш братец! — с уважением пробормотала Тряпка, глядя на сверкающие на солнце скалы. — А наша Ручка небось опять бы не поверила, заспорила. — Тряпка грустно вздохнула. — Долго нам тут загорать-то, а? — шмыгнув носом, спросила она. — Может, пойдём поищем беднягу?

— Нет, — мотнул головой Мелок, — там люди! Сами знаете, что будет, если нас заметят!

Прохладный, чуть солоноватый ветер с моря прошелестел жёсткой листвой кустарника. В котловине стало тише. Звонкие удары металла о камень прекратились. Почти все рабы, бросив молоты, взялись за многочисленные верёвки, которые тянулись от только что отбитого многопудового бруска