Бен-Гур

Вошедшим слугам шейх приказал:

– Унесите записи на место и отведите мои сокровища в их апартаменты.

Поклонившись, слуги бросились выполнять приказ.

Глава 14 Становище в пальмовом саду

Если наш читатель оживит сейчас в памяти трапезу мудрецов во время их встречи в пустыне, он поймет все те приготовления, которые свершались для ужина в шатре Илдерима. Случайные различия были обусловлены лишь более изобильной едой и лучшим обслуживанием.

На ковре перед оттоманкой были расстелены три покрывала, установлен невысокий, не более фута, столик, покрытый чистым холстом. С одной стороны была поставлена переносная глиняная печурка под присмотром женщины, которой предстояло снабжать компанию пирующих хлебом или, точнее, горячими лепешками. Муку мололи в соседнем шатре другие женщины на ручных мельничках.

Тем временем Балтазара под руки подвели к оттоманке, где его приветствовали почтительно вставшие при его приближении Илдерим и Бен-Гур. Мудрец был облачен в свободную темную рубаху; шагал он нетвердо, все его движения выказывали телесную слабость человека, давно уже привыкшего к длинному посоху и надежным рукам сопровождающего.

– Мир тебе, друг мой, – почтительно произнес Илдерим. – Мир тебе и добро пожаловать.

Египтянин поднял голову и ответил:

– Мир и вам всем, да пребудет с вами благословение единого Господа, истинного и любящего.

Манеры его, мягкие и набожные, поразили Бен-Гура, внушив ему нечто вроде благоговейного страха. Поскольку благословение относилось частично и к нему, глаза старца, запавшие, но сверкающие, при этих словах остановились на лице Бен-Гура, пробудив в душе того целую бурю чувств, новых и загадочных для него. Чувства эти были настолько сильны, что во время застолья он исподтишка снова и снова рассматривал покрытое морщинами бескровное лицо гостя, пытаясь разобраться в их значении. Но на лице египтянина блуждала только спокойная, ничего не выражающая улыбка, а глаза взирали на окружающих с доверчивостью ребенка. Несколько позже Бен-Гур понял, что это было обычное состояние гостя.

– Вот этот человек, о Балтазар, – сказал шейх, кладя руку на плечо Бен-Гура, – преломит с нами хлеб сегодня вечером.

Египтянин поднял взгляд на молодого человека, полный удивления и сомнения; заметив это, шейх продолжал:

– Я обещал дать ему попробовать завтра проехаться с моими лошадьми. Если он сможет справиться с ними, то будет править колесницей в цирке.

Балтазар продолжал пристально изучать Бен-Гура.

– Он пришел сюда с наилучшими рекомендациями, – настаивал Илдерим, немало удивленный. – Возможно, ты знаешь его как сына Аррия, который был римским мореходом благородного рода, хотя…

Шейх помедлил и со смехом закончил:

– … Хотя он утверждает, что является израильтянином, из колена Иудина, и, клянусь величием Господа, я верю тому, что он рассказал мне!

Теперь заговорил и Балтазар:

– Сегодня, о щедрейший из шейхов, жизнь моя была в опасности, и я бы лишился ее, если бы не этот юноша, который – если, конечно, глаза не лгут мне, – вмешался в события, когда все остальные разбежались, и спас меня.

Затем он обратился к Бен-Гуру с прямым вопросом:

– Не ты ли был тот самый юноша?

– Я не стал бы отвечать в таких словах, – с почтительным поклоном произнес Бен-Гур. – Я всего лишь тот, кто остановил лошадей наглого римлянина, когда они неслись на вашего верблюда у Кастальского источника. Ваша дочь подарила мне чашу.

Из-за пазухи своей рубахи он достал серебряную чашу и протянул ее Балтазару.

Иссохшиеся черты лица старца осветились изнутри.

– Господь послал тебя мне сегодня у фонтана, – произнес он дрожащим голосом, протягивая руки к юноше, – и вновь посылает тебя мне сейчас. Я вознесу Ему слова благодарности, потому что в Своей неизреченной милости Он направил меня сюда, давая возможность отблагодарить тебя, что я и сделаю. Чаша эта твоя, оставь ее себе.

Бен-Гур принял подарок обратно, и Балтазар, видя недоумение на лице Илдерима, в нескольких словах рассказал ему о происшествии у источника.

– Как! – воскликнул шейх, обращаясь к Бен-Гуру. – Ты ни слова не рассказал мне об этом, что стало бы лучшей рекомендацией тебе. Разве я не араб и не шейх моего племени в десять тысяч человек? Разве он не мой гость? И если моему гостю творят добро или зло, то разве не мне творят их? Куда еще ты должен был бы идти за наградой, если не ко мне? И разве какая-нибудь другая рука вправе дать ее тебе?

К концу этой тирады голос его уже гремел на весь шатер.

– Молю тебя, помилосердствуй, почтенный шейх. Я пришел отнюдь не за наградой, большой или малой; и если я буду заподозрен в таком намерении, то в свое оправдание могу сказать, что то, что я сделал для столь замечательного человека, я сделал бы для ничтожнейшего из твоих слуг.

– Но он мой друг, мой гость – а не мой слуга. Неужели ты не видишь в этой разнице руку Фортуны?

Обращаясь к Балтазару, шейх добавил:

– Ах, клянусь величием Господним! Снова говорю тебе, что он не римлянин.

С этими словами он повернулся к слугам, которые почти уже закончили приготовления к ужину.