Бен-Гур

Последние слова рассказчик произнес негромко, но с таким достоинством, что оба слушателя почтительно склонились перед ним.

– Я мог бы назвать многие отличительные особенности моего народа, – продолжал он, – но я упомяну только одну. История начинается с нас. Мы первыми стали заносить происходящие события на скрижали истории. У нас не было традиций, и поэтому поэзии мы предпочли достоверность. На фасадах дворцов и храмов, на обелисках, на внутренних стенах гробниц мы записали имена наших царей и их деяния; а изящным папирусам мы доверили мудрость наших философов и тайны нашей религии – все секреты, кроме одного, о котором я сейчас вам рассказываю. Древнее, чем Веды Брахмы или Уп-Ангас Вайясы, о Мелхиор, древнее, чем песни Гомера или метафизика Платона, о мой Гаспар, древнее священных книг и мандаринов Китая; древнее свитков Сиддхарты[8], сына прекрасной Майя; древнее Торы иудея Моисея – старейшими из анналов человеческой истории являются архивы Мену, нашего первого царя.

Умолкнув, он остановил ласковый взор своих больших глаз на греке.

– На заре истории Эллады кто, о Гаспар, был учителем ваших учителей?

Улыбаясь, грек склонил голову.

– Из этих архивов нам известно, – продолжал Балтазар, – что, когда наши праотцы пришли с далекого Востока, из тех краев, где рождаются три великие реки, из центра мира – со Старого Иранского нагорья, о котором ты нам поведал, о Мелхиор, – то они принесли с собой и историю мира до Потопа, и историю самого Потопа, данную ариям сыновьями Ноя, умудренного Богом, Создателем и Началом Начал, и Душой, столь же бессмертной, как и Бог. Когда мы выполним свой долг, к которому мы призваны, то, если вы решите пойти со мной, я покажу вам священную библиотеку нашего жречества; там, среди прочих, хранится и «Книга мертвых», содержащая ритуал, который должна соблюсти душа после смерти, отправляясь на судилище. Эти идеи – Бог и Бессмертная Душа – были выношены Мицраимом в пустыне и принесены им на берега Нила. Тогда они предстали миру во всей своей первоначальной чистоте, в простоте понимания, как этого всегда желает Бог для нашего счастья; таким же было и первое богослужение – песня и молитва, естественная для увеселения сердца и надежды, исполненная любви к Создателю.

При этих словах грек воздел руки к небу, воскликнув:

– О, я чувствую, как свет проливается в мою душу!

– И в мою тоже! – с таким же жаром произнес индус.

Египтянин поблагодарил их взглядом и продолжал:

– Религия представляет собой всего лишь закон, который связывает человека со своим Создателем: в основе ее лежат только эти элементы – Бог, Душа и их взаимное понимание, из которых по мере их осуществления исходят Богослужение, Любовь и Воздаяние. Закон этот, как и все остальные законы божественного происхождения – подобно тому, который связывает Землю и Солнце, – был с самого начала доведен своим Создателем до совершенства. Такой, о братья мои, была религия первой семьи; такой была религия нашего праотца Мицраима, который не мог быть слеп к формулировке творения, ныне же столь отличной от первоначальной, как первая молитва отличается от богослужения. Совершенство есть Бог; простота есть совершенство. Проклятие же всех проклятий в том, что люди не могут верить единственно таким образом.

Он замолчал, словно бы в раздумье подбирая слова.

– Многие народы возлюбили сладкие воды Нила, – снова заговорил он, – эфиопы, выходцы из Индии, иудеи, ассирийцы, персы, македоняне, римляне – и все они, кроме иудеев, то или иное время господствовали в этих местах. Волны народов, прокатывавшиеся над долиной Нила, исказили древнюю веру. Пальмовая долина стала Долиной Богов. Верховный Единственный разделился на восемь богов, каждый из которых олицетворяет собой ту или иную творческую силу природы, возглавляет же их Амон-Ра. Затем были придуманы Исида[9] и Осирис со своим кругом богов, символизирующих воду, огонь, воздух и другие природные элементы. Такое умножение богов продолжалось, так что теперь мы имеем совершенно другой порядок, олицетворяющий скорее человеческие качества – силу, знания, любовь и тому подобное.

– В чем было явлено старое недомыслие! – порывисто воскликнул грек. – Только то, что не может быть постигнуто, остается таким, каким было первоначально явлено нам.

Египтянин склонил голову в знак согласия.