Бен-Гур

— Где я остановилась? Да, я утверждала, что наши отцы создали первые статуи. Скульптура, Иуда, — это не все искусство, как в искусстве не все величие. Я никогда не могу забыть о великих людях, шествующих сквозь века группами, связанными национальностью: индийцы, египтяне, ассирийцы; над ними звучит музыка фанфар и развеваются стяги, а справа и слева от них, как почтительные зрители, стоят бесчисленные поколения от начала времен. Когда они проходят, я думаю о греке, говорящем: «Вот Эллада прокладывает свой путь». Потом римлянин отвечает: «Молчать! Твое место занято мной, я оставлю тебя позади, как пыль, поднятую шагами». Но во все времена над этим шествием струится свет, о котором спорщики могут знать только то, что он ведет их — свет Откровения! Кто несет этот свет? О древняя иудейская кровь! Как играет она при этой мысли! По свету мы узнаем их. Трижды благословенные наши отцы, слуги Бога, хранители его заветов! Мы — вожди людей, живых и умерших. Первый ряд принадлежит тебе, и даже если бы каждый римлянин был Цезарем, ты не утратил бы своего места!

Обратимся к лучшим из них. Против Моисея поставь Цезаря, а Тарквиния против Давида; Суллу против Маккавеев, лучших консулов против наших судей; Августа против Соломона — здесь сравнение заканчивается. Но вспомни о наших пророках, величайших из великих.

Она горько рассмеялась.

— Прости. Я вспомнила о прорицателе, предупреждавшем Гая Юлия о мартовских идах и показывавшем ему дурные предзнаменования на внутренностях цыпленка. Обратись от этой картины к Илие, сидящему на вершине горы по дороге в Самарию среди дымящихся тел предводителей полусотен, предупреждающего сына Ахава о гневе Господнем. Наконец, мой Иуда, — если такие слова не будут богохульством — как судить Иегову и Юпитера, если не по свершенному во имя их? Что же до того, что должен делать ты…

Последние слова были произнесены медленно, дрожащим голосом.

— Что же до того, что должен делать ты, мальчик мой, — служи Господу, Господу Богу Израиля, а не Риму. Для сына Авраама нет славы кроме той, что лежит на путях Господних, а на них много славы.

— Значит, я могу быть солдатом? — спросил Иуда.

— Почему же нет? Разве Моисей не называл Бога воином? В комнате наступило долгое молчание.

— Я даю тебе свое позволение, — сказала она наконец, — если только ты будешь служить Господу, а не цезарю.

Он был согласен с условием и незаметно для себя заснул. Тогда она поднялась и положила подушку под его голову, накрыла его шалью, нежно поцеловала и вышла.

ГЛАВА VI Несчастье с Гратусом

Когда Иуда проснулся, солнце уже поднялось над горами, голуби стаями летали в небе, наполняя воздух сиянием своих белых крыльев, а на юго-востоке ему был виден Храм, золотое чудо в голубом небе. Все это, однако, было знакомо и удостоено лишь взглядом; у края дивана, совсем рядом с ним, едва достигшая своего пятнадцатилетия девочка пела под аккомпанемент небеля, лежавшего на ее коленях. Он прислушался, и вот что она пела:

Любимый, внемля, спи!
Твой дух, плывущий в нежном сне,
Прошу тебя, склони ко мне.
Любимый, внемля, спи!
Дар Сна, блаженного царя,
Я принесла, тебе даря.
Любимый, внемля, спи!
На этот раз из мира снов
Ты можешь выбрать дар богов —
Так выбирай и спи!
А впредь не волен будь во сне,
Лишь разве — сон твой обо мне.

Она положила инструмент и ждала, пока он заговорит. И поскольку необходимо сказать о ней несколько слов, мы воспользуемся случае, и продолжим описание семьи, в чью жизнь вторглись.