Бен-Гур

I. Четверка коринфянина Лизиппа – пара серых, гнедая и вороная. Выступила в предыдущем году в Александрии и Коринфе, где получила приз. Ездок Лизипп. Цвет желтый.

II. Четверка римлянина Мессалы – пара белых, пара вороных. В прошлом году в цирке Максима выиграла приз Цирцензия. Ездок Мессала. Цвет алый и золотой.

III. Четверка афинянина Клеанта – три серых, одна гнедая. Победитель Истмийских игр прошлого года. Ездок Клеант. Цвет зеленый.

IV. Четверка византийца Дидея – пара вороных, одна серая, одна гнедая. Выиграла в этом году приз в Византии. Ездок Дидей. Цвет черный.

V. Четверка сидонянина Адмета – все серые. Трижды участвовала в скачках в Кесарии и трижды получала призы. Ездок Адмет. Цвет голубой.

VI. Четверка шейха Ильдерима – все гнедые. Участвует в бегах впервые. Ездок Бен-Гур, еврей. Цвет белый.

– Почему же это имя вместо Аррия?

Бен-Гур взглянул на Ильдерима – он понял причину его возгласа. Оба пришли к одному и тому же заключению: это было дело рук Мессалы.

11. Заклад

Едва в Антиохии наступил вечер, как храм Омфал, находившийся почти в центре города, стал пунктом, откуда толпы народа, служившие Бахусу и Аполлону, потянулись к Нимфеуму, на восток и запад вдоль колоннады Ирода.

Трудно вообразить себе что-нибудь более удобное для передвижения, нежели эти обширные крытые улицы в виде мраморных колоннад, тянувшиеся на целые мили и отполированные до последней степени совершенства, – дар, сделанный этому городу неги царями, не щадившими денег на то, чем они думали себя обессмертить. Тишина нигде не дозволялась – пениe, смех, шепот раздавались беспрерывно и, подобно шуму воды, журчащей сквозь гроты, смешивались с бесчисленным эхо.

Целые народы покидали свою родину и направлялись сюда в предвкушении зрелищ, неся с собой свои одежды, обычаи, языки и своих богов. Избрав себе место, они поселялись здесь, принимаясь за свойственные им занятия, строили жилища, воздвигали алтари и жили как у себя дома.

В этот вечер внимательного наблюдателя в Антиохии поразила бы одна особенность. Почти каждый ее житель носил цвет того или другого из участников завтрашних бегов – шарф, или ленту, или перо. Наблюдатель, пожелавший обратить внимание на носимые цвета, легко заметил бы преобладание трех: зеленого, белого и алого с золотым.

Но перенесемся с улиц во дворец.

Все пять ламп в зале только что зажжены. Присутствуют почти те же лица, которые были при предыдущем посещении нами этого зала. Спящие и теперь валяются на диване, одежды раскиданы, по-прежнему раздается стук игральных костей. Но большинство присутствующих теперь ничем не занято. Они расхаживают, зевая, останавливаясь при встрече друг с другом, чтобы обменяться пустыми фразами. Будет ли завтра хорошая погода? Сделаны ли все приготовления к бегам? Отличаются ли правила антиохийского цирка от правил римского? Правда, молодые люди сильно страдают от тоски. Серьезное их занятие окончено – в этом мы могли бы убедиться, если бы заглянули в их таблички, исписанные цифрами пари на все состязания, за исключением конских бегов.

Почему же?

Потому, любезный читатель, что из их числа не найдется ни одного, кто рискнул бы хоть одним динарием против Мессалы. Все в зале носят исключительно его цвет. Никто не допускает мысли о его поражении. "Разве он не совершеннейший ездок? – говорят они. – Разве он не отмечен императорским ланистой[50]? Разве его кони не были победителями в величайшем цирке? И, наконец, он римлянин".

В углу на диване расположился сам Мессала. Стоя и сидя вокруг него, его поклонники потешали его вопросами. Конечно, все они вертелись около одного предмета.

Вошли Друз и Цецилий.

– А! – воскликнул молодой князь, опускаясь на диван у ног Мессалы. – Клянусь Бахусом, я устал!

– Ты откуда? – спросил Мессала.

– С улицы. Ходил к Омфалусу и дальше – черт знает куда! Никогда я не встречал в городе столько народа. Говорят, завтра в цирке мы увидим весь мир.

Мессала презрительно улыбнулся.

– Идиоты! Клянусь Поллуксом, они не получат и тени римского цирка с кесарем в качестве распорядителя. Но, друг мой, что ты видел интересного?

– Ничего.

– О, ты забыл, – заметил Цецилий.

– Что?

– Процессию белых.

– Чудо, – воскликнул Друз, привстав. – Мы встретили партию белых со знаменем. Но ха, ха, ха!..