Бен-Гур

Наконец со стороны больших башен Бен-Гур услышал глухие возгласы:

– Слушайте! Идут!

Народ на улице остановился, но когда крик раздался вблизи, люди посмотрели друг на друга и с безмолвным содроганием пошли вперед. Возгласы с каждой минутой становились сильнее, наполняя воздух и сотрясая его. В это время Бен-Гур увидел слуг Симонида, несших в кресле своего господина. Эсфирь шла возле него, а за ними несли крытые носилки.

– Мир тебе, Симонид, и тебе, Эсфирь, – сказал Бен-Гур, идя им навстречу. – Если вы идете на Голгофу, то обождите, пока пройдет процессия, тогда и я пойду с вами. Заверните за этот дом – здесь просторно.

Большая голова купца тяжело свалилась на грудь, наконец он поднял ее и сказал:

– Спроси Валтасара. Я исполню так, как он захочет. Он на носилках.

Бен-Гур поспешил отдернуть занавес. Египтянин лежал на носилках и был так бледен, что его можно было принять за мертвеца. Он согласился с предложением Иуды, спросив, едва дыша:

– Увидим ли мы Его?

– Иисуса? Да, Он пройдет в нескольких шагах от нас.

– Милосердый Боже! – набожно вскричал старик. – Я еще раз увижу Его, еще раз! О, это ужаснейший для мира день.

Валтасар сошел с носилок и стоял, поддерживаемый слугой. Эсфирь и Бен-Гур были с Симонидом.

Между тем людской поток все более и более разрастался.

Крик приближался и разносился в воздухе пронзительно, хрипло, жестоко. Наконец, появилась процессия.

– Глядите, – с горечью сказал Бен-Гур, – это идет Иерусалим.

Впереди всех шла толпа мальчишек, визжавшая и кричавшая:

– Царь Иудейский! Дорогу, дорогу Царю Иудейскому!

Симонид, видя эту толпу, похожую на скопище насекомых, сказал Бен-Гуру:

– Когда эти мальчишки войдут в свои права, настанет великое горе для града Соломона!

Отряд легионеров в полном вооружении равнодушно следовал за ними. Слава блестящего оружия была для них всем.

За ними шел Иисус.

Он был едва жив. Спотыкаясь на каждом шагу, Он с трудом преодолевал путь. Грязная и ободранная мантия свешивалась с плеч на хитон, а голые ноги, ступая на камни, оставляли позади себя кровавые следы. Доска с надписью висела у Него на шее, а на голову был плотно надет терновый венец, источник жестоких ран, из которых струилась кровь, запекаясь на лице и шее. Длинные запутавшиеся в иглах волосы превратились в колтун. Кожа была мертвенно бледна. Руки связаны сзади. Незадолго перед этим Он упал под тяжестью креста, который, по местному обычаю, как осужденный, должен был Сам нести на место казни. Теперь поселянин нес это бремя вместо Него. Четыре солдата охраняли Его от черни, которая, однако, прорываясь к Нему, била его палками и плевала на Него. Но ни жалобы, ни упрека, ни единого звука не вырвалось из его уст. Он шел, опустив глаза, до самого дома, у которого находились Бен-Гур и его друзья. Эсфирь прижалась к отцу, он при всей своей твердости воли дрожал. Валтасар в безмолвии пал ниц. Бен-Гур невольно воскликнул: "О Боже мой, Боже мой!" Тогда, угадав ли их чувства или услышав это восклицание, назареянин повернул свое бледное лицо в их сторону и так посмотрел на них, что взгляд Его навеки запечатлелся в их памяти. Они ясно понимали, что Он думает о них, а не о Себе, что умирающий взор Его шлет им безмолвное благословение.

– Где же твои легионы, сын Гура? – спросил, очнувшись, Симонид.

– Анна знает об этом лучше меня.

– Как? Изменили?

– Все, исключая двух.

– Значит, всему конец, и этот человек должен умереть!

Говоря это, купец поник головой, и лицо его конвульсивно исказилось. Он принимал деятельное участие в осуществлении замысла Бен-Гура, воодушевленный той надеждой, которая теперь безвозвратно погасла.

Еще два человека следовали за Иисусом, неся кресты.

– Кто это? – спросил Бен-Гур у галилеян.

– Разбойники, приговоренные к смертной казни вместе с Ним, – отвечали те.

Далее шел человек в митре, одетый в золотую ризу первосвященника и окруженный полицией храма. За ним следовал синедрион и длинный ряд священников в простых белых ризах.

– Зять Анны, – сказал Бен-Гур шепотом.

– Каиафа! Я видел его, – подтвердил Симонид и после паузы, во время которой он задумчиво рассматривал величественного первосвященника, прибавил:

– Теперь я убежден вполне и с уверенностью, проистекающей от просветления духа, с полнейшей уверенностью утверждаю, что идущий с доской на шее действительно Царь Иудейский, как написано на ней. Обыкновенного человека, самозванца, преступника нельзя так чествовать. Взгляните: здесь весь Израиль. О, если бы я мог встать и идти за Ним!

Симонид под влиянием двойственности чувств, свойственной ему, сказал нетерпеливо:

– Поговори с Валтасаром, прошу тебя: не уйти ли нам? Сейчас появится иерусалимская чернь.

– Вот идут женщины и плачут, – сказала Эсфирь. – Кто они?

Следя за направлением ее руки, они заметили четырех плачущих женщин, одна из них опиралась на руку человека, похожего на назареянина. Бен-Гур тотчас отвечал:

– Мужчина этот – ученик, которого назареянин любит больше всех других, женщина же, опирающаяся на его руку, – Мария, мать учителя, другие женщины – галилеянки, их друзья.