Бен-Гур

– Довольно! – сказал он, – если в изгибах твоего языка кроется ложь, то сам Соломон не смог бы предостеречь себя от нее. Что ты не римлянин, что ты еврей, желающий отомстить Риму, нанесшему тебе обиду, всему этому я верю, и довольно об этом. Но что ты можешь сказать относительно своего искусства? Опытен ли ты в управлении колесницей? Можешь ли ты сделать лошадей послушными твоей воле, чтобы они знали тебя, шли на твой зов, бежали по мановению твоей руки, напрягали все свои силы до последнего вздоха и в последнюю минуту могли бы проявить всю свою сверхъестественную энергию? Этот дар, сын мой, не есть удел всех. Да, клянусь величием Бога, я знал царя, он господствовал над миллионами людей, был их всемогущим властелином, но не мог снискать себе расположения коня. Заметь! Я говорю о таких конях, как мои, об этих царях своего рода, линия которых прямо восходит к их предкам, служившим первым фараонам. Эти кони – мои друзья, они живут в одной со мной палатке, и долгое наше сожительство содействовало тому, что они вполне понимают мои намерения. К своим природным инстинктам они присоединили наш ум и к своим чувствам нашу душу и разделяют со мной и горесть, и любовь, и ненависть, и довольство. В войне они герои, в привязанности верны, как женщины.

Ильдерим приказал служителю:

– Впусти моих арабов.

Человек отдернул часть занавески, и взорам открылась группа лошадей, с минуту стоявших в нерешительности, как бы желая убедиться в том, что их действительно приглашают.

– Сюда! – сказал им шейх. – Что вы там встали? Разве здесь не все мое и ваше? Сюда, говорю я!

Они тихо начали подходить.

– Сын Израиля, – сказал шейх Иуде. – Моисей был могущественным человеком, но я невольно улыбаюсь при мысли, что он дозволял твоим отцам мучиться с тупыми волами и слабыми ослами и запрещал им лошадей. Ха, ха, ха! Неужели ты думаешь, что он поступил бы так, если бы видел этого коня, и этого, и того!

При этих словах он прикоснулся рукой к морде ближайшего из них и погладил его с невыразимой гордостью и нежностью.

– Ты не прав в своем суждении, шейх, – горячо возразил Бен-Гур. – Моисей был не только законодателем, но и воином, и на войне... Ах, можно ли не любить все Божьи твари и этих в числе остальных?!

Лошадь с изящно выточенной головой, с большими глазами, нежными, как глаза серны, наполовину прикрытыми густыми ресницами, маленькими острыми ушами, красиво поставленными и наклоненными несколько вперед, приблизилась к его груди, раздувая ноздри и шевеля верхней губой. Лошадь эта ясно, словно человек, спрашивала его: "Кто ты?" Бен-Гур признал в этом коне одного из четырех скакунов, виденных им сегодня на ристалище, и протянул красавцу свою раскрытую ладонь.

– Они вам расскажут, богохульники, да сократятся их дни! – шейх говорил с чувством лично оскорбленного человека. – Они вам расскажут, я знаю, что наши лошади лучших кровей произошли от пасшихся на пастбищах Персии. Бог предоставил первому арабу безмерную пустыню и несколько безлесых гор, по которым кое-где встречаются источники горькой воды. При этом он сказал ему: "Вот твоя земля!" А когда бедняк стал жаловаться, то Всемогущий сжалился над ним и снова сказал: "Утешься! Я одарю тебя вдвое больше остальных людей". Услыхав это, араб возблагодарил Бога и с верой отправился отыскивать Божьи дары. Он обошел сперва границы, но безуспешно, потом направился в пустыню и в пустыне на небольшом зеленом островке обнаружил стадо верблюдов и стадо лошадей. Он начал бережно за ними ухаживать, ибо это и были лучшие дары Бога. Вот с этого-то зеленого островка распространились по земле лошади, вплоть до страшных северных равнин, где с моря постоянно дуют холодные ветры. Не сомневайся в этом рассказе, в противном случае пусть для араба навсегда потеряет свою силу амулет. Но нет, я докажу тебе.

Он хлопнул в ладоши.

– Принеси летописи племени, – сказал он явившемуся слуге.

В ожидании его шейх ласкал лошадей, похлопывая их по мордам, перебирая пальцами челки.

Скоро появились шесть человек с сундуками из кедрового дерева, обитыми медными полосами, с медными петлями и замкнутыми медными же засовами.

– Нет, – сказал Ильдерим, когда все сундуки были поставлены около дивана, – всех мне не надо. Мне нужны только летописи лошадей – вот эти! Откройте этот сундук, а прочие отнесите.

В сундуке оказалось множество тончайших пластинок из слоновой кости, нанизанных на кольца из серебряной проволоки, и на каждом кольце их висело по несколько сот.

– Я знаю, – сказал Ильдерим, взяв с десяток колец, – я знаю, мой сын, как заботливо в Святом Городе писцы храма хранят имена новорожденных: каждый сын Израиля может довести линию своих предков до самого начала, хотя бы оно относилось ко времени патриархов. Мои предки не сочли грехом воспользоваться этой традицией по отношению к своим безгласным слугам. Взгляни на эти пластинки!

Бен-Гур взял кольца, снял пластинки и увидел на них арабские буквы, выжженные на гладкой поверхности острием раскаленного металла.

– Сумеешь ты их прочесть, сын Израиля?

– Нет, не сумею, расскажи лучше, что они значат?