Бен Гурион

«Но есть и другая причина, — добавляет он, — причина нравственная и воспитательная. Посмотрите на этих евреев. Они приехали из Ирака, Курдистана, из Северной Африки. Они приезжают из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить… Они всегда были… беспомощными жертвами… Мы должны показать им, что… у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо… Мы должны дать им возможность разогнуть сгорбленные страхом спины… и доказать, что их мучители не останутся безнаказанными, что ответственность за их жизнь и безопасность берут на себя граждане независимой страны».

Нападение на свадьбу в Патише глубоко возмутило Бен-Гуриона. 25 марта он предлагает Моше Шарету план, последствия которого невозможно предугадать: немедленное проведение боевой операции «для изгнания египтян их сектора Газа». Шарет возражает, но министр не сдается и выносит проект на обсуждение кабинета. Некоторые, как и Шарет, возражают против проекта, объясняя это политическими и военными причинами, другим явно не понравилось бы внедрение на израильскую территорию значительного числа арабов. 3 апреля план, вынесенный на голосование, не принят большинством голосов. Бен-Гурион и его сторонники внезапно оказались в меньшинстве. В течение нескольких месяцев Старику придется сдерживать себя и подчиняться воле коалиции умеренных во главе с Шаретом.

То, что план не был принят, задушило в самом зародыше милитаристские идеи Бен-Гуриона и положило конец хрупкому перемирию между ним и Шаретом. Их взаимоотношения ухудшаются, а разногласие становится общеизвестным, когда Старик весьма агрессивно выступает в защиту позиций, противоречащих убеждениям премьер-министра. Когда взбешенный Шарет напоминает, что неоднократно просил его строить свои выступления по-иному, он парирует: «Я выступил не так, как ты советовал, потому что слова, которые тебе хотелось бы услышать, мне не по душе». Чувство обиды, охватившее премьер-министра, нарастает еще и потому, что Бен-Гурион не скрывает своих намерений, которые с полной откровенностью излагает своему оппоненту:

«Поскольку приближается время выборов, я, рассмотрев вопрос задолго до этого, решил время от времени публично излагать свое мнение по основным проблемам нашей внешней политики (не подвергая критике точку зрения правительства и не возражая против твоих общественных позиций); возможно, в определенных условиях мне придется взять на себя формирование правительства, что я и сделаю; я чувствую себя обязанным проинформировать нацию о тех силовых политических линиях, которые я намерен проводить».

Результаты парламентских выборов, состоявшихся в конце июля, отражают натиск «активистов» и характеризуются неодобрением миротворческой политики Шарета. 12 августа Бен-Гурион официально приступает к формированию нового правительства. И если это решение отражает радость Рабочей партии Израиля, то Шарет, напротив, в ярости, поскольку убежден, что Старик выберет другого министра иностранных дел, —

«безропотного и покорного, дипломированного функционера, роль которого сводится к выражению, разъяснению и подтверждению политики, проводимой его хозяином-тираном… Разве я мог согласиться с этим решением? Мог ли я позволить растоптать мое достоинство, поступиться своей совестью? «Впервые я понял, что в кабинете Бен-Гуриона для меня места нет».