Бен Гурион

Бен-Гурион явно подавлен всем происходящим, но окончательное решение об отставке он примет вследствие другого кризиса. 17 апреля 1963 года Египет, Сирия и Ирак решают образовать арабскую федерацию. Бен-Гурион сильно опасается угрозы, которую представляет союз трех врагов Израиля, поскольку одна из статей договора подчеркивает, что федерация создана «для установления военного союза, способного освободить арабское отечество от сионистской угрозы». Эта статья является всего лишь очередным повторением многочисленных лозунгов, провозглашаемых арабскими лидерами в течение многих лет, но впервые в конституционном документе записано, что уничтожение Израиля считается одной из главных задач. Старик считает, что федерация, существующая пока лишь на бумаге, но в появлении которой он не сомневался с момента возникновения Израиля в 1948 году, представляет серьезную угрозу самому существованию еврейского государства. Мало кто разделяет его пессимистическую точку зрения, но необычные высказывания и потеря чувства меры, ставшие свойственными ему после дела Лавона, побуждают его начать беспрецедентную в истории Израиля дипломатическую атаку.

Всем главам государств он направляет тревожные послания, в которых излагает опасность военного союза и просит их «на следующей сессии Генеральной Ассамблеи ООН призвать арабские страны к соблюдению принципов ООН и поощрить их обязательства по установлению прочного мира с Израилем». Пять недель его секретари печатают десятки писем и рассылают их во все уголки планеты.

Он предлагает президенту США вместе с советским лидером опубликовать совместное заявление, гарантирующее территориальную целостность и безопасность каждому государству Среднего Востока: «Если вы можете уделить час-другой и обсудить со мной сложившуюся ситуацию и возможные способы ее разрешения, — добавляет он, — я готов приехать в Вашингтон в удобное для вас время, не предавая мой визит огласке». Его письмо, адресованное де Голлю, вызывает не меньшее удивление:

«В моих глазах основная задача заключается в избежании войны, и только военный альянс между Францией и Израилем способен помешать военному конфликту… Не пора ли конкретизировать глубокую дружбу между нашими странами — заключением политического договора о военной помощи на случай нападения на нас Египта и его союзников?».

Реакция его чрезмерна, и он глубоко ошибается. Арабская федерация погибнет не родившись. Что касается призывов к главам государств всего мира, то они потерпят полную неудачу. Кеннеди выражает «серьезные опасения» по поводу совместной с Хрущевым декларации и высказывается против приезда Бен-Гуриона в Вашингтон. Через пять дней Старик возобновляет свои попытки: «Господин президент, мой народ имеет право на существование., которое сейчас в опасности», и предлагает заключить договор о безопасности между Израилем, США и их союзниками. Кеннеди отклоняет новый проект Бен-Гуриона. Голда Меир, которая в курсе проводимой Стариком дипломатической атаки, старается держаться в стороне: «Мы знали о его попытках, — расскажет она впоследствии. — Мы по-разному воспринимали Бен-Гуриона… Мы молчали, даже если у нас возникали вопросы».

Но премьер-министр не закончит диктовать все запланированные письма. Вечером 15 июня 1963 года Голда Меир, крайне взволнованная, врывается к нему в кабинет. Она только что узнала от немецкого печатного агентства, что израильские солдаты проходили в Германии подготовку к испытаниям нового оружия. Некоторое время она все резче и резче критикует политику Бен-Гуриона по отношение к Германии, но на этот раз требует, чтобы он дал приказ военной цензуре изымать всякое упоминание о присутствии израильских солдат на немецкой военной базе Публикация этой новости могла бы вызвать, по ее мнению, «ненужные трудности». Но он отказывается, утверждая, что это стало бы превышением его полномочий: изъятие какой-либо информации является исключительно компетенцией цензора, который действует согласно полученным инструкциям, объясняет он. В ярости Голда Меир уходит.

Когда Тэдди Коллек узнает, в каком состоянии Старик, он решает увезти Голду к себе, где они могут спокойно поговорить. В 11 часов вечера все трое усаживаются на кухне, и она тут же возобновляет разговор о немецкой политике; около полуночи они расстаются «в полном несогласии».

Этот вопрос больше обсуждаться не будет, поскольку на следующее утро, войдя в кабинет, Бен-Гурион заявляет: «Я собираюсь подать в отставку». Его слова звучат громом среди ясного неба. Коллек и Навон пытаются отговорить его, но он остается непоколебим и диктует два письма, по одной фразе в каждом, на имя президента страны и председателя Кнессета, сообщая им о своей отставке.