В этот период четко прорисовываются два противоположных качества его личности: с одной стороны, это душевный человек, ценящий дружбу, с другой — резкий, способный на грубые, обидные слова. Он может растрогаться до слез надгробной речью в память Герцля и выступить с резкой критикой своих противников.
Когда «буржуа» нападают на членов «Гистадрут», Бен-Гурион, не колеблясь, называет их «паразитами свободного предпринимательства», «импотентами» или «евнухами свободы». Он не щадит и друзей. Решительный, несгибаемый, авторитарный, он навязывает свою волю товарищам по «Гистадрут». Ценя их лояльность и доверие, никогда не поддержит никакой инициативы.
Несмотря на многочисленные трудности, острую нехватку средств и возникающие в партии конфликты между ее членами, «Гистадрут» постепенно набирает силу: в 1925 году Бен-Гурион называет ее «подобием государства трудящихся». Это «государство трудящихся» успешно создает сеть магазинов «Гамашбир», строительную компанию «Золел Боне», Банк трудящихся и «Корпорацию трудящихся». В июне 1925 года выходит первый номер ежедневной газеты «Довор». В 1926 году основаны спортивное общество «Гапоэль», затем сеть распределителей сельскохозяйственной продукции «Тноува» и страховая компания «Гасне». Со временем «Гистадрут» проникает во все сферы экономической деятельности.
«Члены «Гистадрут», — скажет один писатель, посетивший Палестину несколько лет спустя, — производят продукты питания и распределяют их через свои собственные распределители; полученную прибыль они инвестируют в свои собственные банки, их лечат свои врачи, дети учатся в их школах… На самом деле буржуазное сионистское движение представляет для «Гистадрут» только один интерес: ей нужны деньги для выравнивания бюджета».
Загруженный работой в «Гистадрут» Бен-Гурион не уделяет достаточно внимания ни жене, ни детям, ни своей семье, оставшейся в Плоньске. Письма к отцу стали нерегулярны и редки. За исключением овдовевшей сестры Ципоры и ее детей, он наотрез отказывается помочь остальным эмигрировать в Палестину.
«Мое положение в этой стране таково, что для меня открыты двери любой официальной организации и на мою просьбу о трудоустройстве любой предлагаемой мной кандидатуры будет получен, благоприятный ответ. Именно поэтому я не использую свое влияние ради интересов моей семьи».
Виктор Грин сообщает сыну о своем решении эмигрировать в Палестину, куда приезжает в июле 1925 года. Он устраивается в Хайфе и долгие годы проработает там бухгалтером. Бен-Гурион справедливо замечает: «Я неспособен выполнить свой долг по отношению к жене и детям». В то время его семейная жизнь представляет собой странную смесь внимания и почтительности в редкие минуты пребывания дома и долгого отсутствия по делам «Гистадрут».
Почти половину времени он проводит за пределами Палестины, воспринимая каждую поездку как приключение. Как правило, он путешествует один, всегда просит товарищей забронировать для него в гостинице «недорогой, но просторный номер, чтобы я мог ходить по нему взад и вперед, как я это делаю у себя в кабинете». Все вечера в полном одиночестве он проводит за размышлениями, пишет. Большинство поездок посвящены консолидации сил, оказывающих поддержку движению палестинских трудящихся — евреев и неевреев. Он участвует в каждом конгрессе социалистов, налаживает контакты со всеми сионистско-социалистическими организациями, симпатизирующими палестинскому рабочему движению. С завидной настойчивостью он ездит с конгресса на конгресс, встречается с «центральными комитетами» и «рабочими группами», выступает с интервью в провинциальных еврейских газетах, старается помочь в решении проблем, возникших в той или иной забытой партийной секции, яростно спорит с соперниками, председательствует на ассамблеях, пишет сотни писем безликим политикам и терпит бесчисленные горькие разочарования. Медленно, шаг за шагом он движется вперед, лагерь его политических сторонников крепнет, несмотря на возражения, споры, конфликты и кризисы.