Бен и Мариэль

Прошло четыре года, в течение которых Мариэль так и не удалось приехать на каникулы, поскольку во время перерыва в учебе состоялись концерты, в которых Мариэль, по наставлениям мамы, должна была принимать участие в обязательном порядке. И вот, спустя столько времени, Бен получил письмо, знаменующее ее приезд. Он немедленно помчался в Бэнчизу, где его не видели с тех пор, как уехала Маковка. Новая горничная проводила незнакомого гостя в комнату, вызвав хозяйку, и миссис О′Бэйл, слегка постаревшая, не сразу узнала, кто перед ней.

— Бенджамин?! — удивленно воскликнула она, пошатнувшись, будто увидела приведение.

— Да, мэм.

— Что ж, прошу. Мариэль еще в пути.

Они уселись пить чай на веранде, то нетерпеливо посматривая на дорогу, то осторожно — друг на друга.

— Я смотрю, Бэнчиза процветает.

— Да, мы правильно сделали, что устроили ремонт. Теперь мы приглашаем гостей, даем званые вечера.

— В газете писали, что тут у вас проходил бал.

— О! — засмеялась миссис О′Бэйл. — Да, да. Наконец-то старушка Бэнчиза встрепенулась и зажила полной жизнью. Запланирован еще один бал, чтобы Мариэль выбрала себе жениха.

Бен дернулся при этих словах, но ничего не сказал. Хозяйка строила в голове фразы, с помощью которых хотела как можно деликатнее дать понять Бену, что он теперь не сможет быть вместе с ее дочерью. Вдруг Бен вскочил, поблагодарив за чай, и миссис О′Бэйл услышала стук копыт.

Вся семья кинулась к воротам, а Бен остался наблюдать с веранды. Не успел лакей слезть с козел, как дверца кареты распахнулась и оттуда появилась прекрасная девушка, облаченная в кремовое платье. Она вскинула голову — яркие губы раскрылись в улыбке, обнажив белоснежные зубы; длинные, чуть вьющиеся локоны скользнули по гибкому стану… «Мариэль, — прошептал вслух Бен и замер, — Эта взрослая девушка, с безупречной фигурой, высокая и стройная — моя Мариэль?» Бенджамин был поражен ее удивительной красотой. В животе у него как-то странно кольнуло. От волнения ему стало трудно дышать. «Как же теперь мне подойти к ней, такой красавице, королеве. Я измажу ее костюм. Да захочет ли она вообще обнять меня?» Он стоял в нерешимости — подбежать ему или же кинуться в укрытие. Вот зазвучал ее нежный, как первая весна, голос — прежний: «Мама! Папа! Касси! Том!» Она всех радостно обняла с пылким чувством.

— Ах, как здорово вернуться домой! Милая Бэнчиза! А где… — она осеклась, так как взор ее и сам уже нашел то, что искал. Бен почувствовал, как ее взгляд ворвался в самую его душу. Не было больше сил стоять и рассматривать невероятно близкое и одновременно новое, чужое существо, которое он так сильно любит! В одно мгновение они сорвались с места и что было сил кинулись друг к другу. Мощный, но сладкий удар столкновения — и он сжимает ее в объятиях, таких крепких, что трудно дышать! Спустя, пожалуй, минуту он выпустил ее и заглянул в глаза Мариэль, ее дивные морские глаза! Маковка плакала от радости — каждый день она представляла себе сцену их встречи после долгой разлуки, боялась, что они всего лишь пожмут друг другу руки, но нет! Ее Бен не такой — он любит страстно, с неистовством, с раздольем! Ах, столько лет прошло, но он не изменил своей натуре. Они разглядывали каждую черточку в лицах друг друга. Оба повзрослели, расцвели, и все же с их лиц не смылась печать прошлого.

— Шэннон, — обратилась миссис О′Бэйл к горничной, — Будь добра, завари свежего чаю.

Бен намеревался уйти, подумав, что хозяйке вряд ли хочется лицезреть его здесь, но Мариэль и слышать ничего не желала. Все расселись по местам, любуясь повзрослевшей красавицей, и поочередно рассказывали новости, которые не удалось изложить в письмах. Сама же Мариэль и говорить ничего не хотела — ей не о чем было рассказывать. Все эти годы она мучительно считала дни до возвращения. Бен сидел в углу, подавшись в тень, и, не притрагиваясь к чаю, из-под черных густых бровей внимательно изучал Мариэль, словно восполнял в памяти картинку, которая не столько выцвела, сколько приобрела новые тона.

— Значит, твои музыкальные успехи в становятся все грандиознее? — спросил мистер О′Бэйл, намазывая тост джемом.

— Да, после очередного концерта, который мы давали недавно, нескольким девушкам сделали предложение отправиться на гастроли по Европе. Представляете, я узнала об этом, когда уже стали подписывать контракт, даже не спросив моего желания, будто это само собой разумеется!

— Боже мой, Мариэль, это просто великолепно! — почти вскричала миссис О′Бэйл.

— Да, может быть, но я отказалась.

— Опять ты шутишь?

— Нет же! Для меня было важно поскорей вернуться домой. Столь замечательные планы на будущее, конечно, прекрасно, но это не для меня.

— Мариэль, я не понимаю, — озадаченно вскинула брови миссис О′Бэйл, — что за своенравие? Ты вообще дальше собираешься жить, жить полной жизнью?

— Собираюсь. Я выйду замуж, заведу детей, четыре или пять, и…

— О, начинается!

— Довольно! — скомандовал миролюбивый хозяин. — Полно толковать об этом и переливать из пустого в порожнее.

— Хорошо, — успокоилась миссис О′Бэйл, — замуж — так замуж. На балу ты выберешь себе жениха.

— Дорогая, — остановил ее муж, — давай послушаем, что расскажет Маковка, то есть Мариэль. Ведь она теперь у нас совсем взрослая.

Мариэль подняла разочарованный взор:

— Мне всего семнадцать. Я все та же девочка.

Воцарилось неловкое молчание, но Кассандра, которая чувствовала себя уверенно, проговорила:

— Конечно, Маковка, ты всегда останешься для нас малышкой, даже когда тебе стукнет сорок!

Мариэль с жарким любопытством все расспрашивала то Бена, то своих домашних, как они жили эти годы, чтобы завладеть хоть толикой того участия, которого ее лишили. Рассказывая о себе, она невольно устремляла взор вдаль, и, хотя она и улыбалась, глаза ее делались печальными. Только Бенджамин интуитивно ощущал ее тоску, словно они чувствовали сердцем, данным одним на двоих. Он и сам не мог забыть выстрела Судьбы, пронзившего счастливые дни, когда Маковку оторвали от радости жизни и отправили в столицу. Кто-то отдал бы полжизни, чтобы его судьба устроилась именно так, но не Мариэль. Для нее это было не что иное, как инкрустированная серебром и бриллиантами клетка. Спустя годы оковы спали, и забрезжила заря свободы, но чтобы из заточения вырвать душу, понадобится долгое время. С того переломного дня Мариэль сильно изменилась — Бен понял это еще тогда. Казалось, будто она увидела нечто страшное на своем пути, но свернуть с него было поздно, и она уставила взгляд в упор на приговор и, не отворачиваясь, все это время шла вперед. Она прошла через тернистую дорогу и теперь жаждала награды.