Дизраэли был в бешенстве. Он глубоко возмущался поведением Дерби, которому не следовало торговаться с королевой и Пальмерстоном, а надлежало немедленно «поцеловать ее ручки», т. е. согласиться сформировать правительство. Его можно понять: согласись Пальмерстон служить под Дерби, Дизраэли был бы автоматически отодвинут на второй план. А если бы Дерби воспользовался случаем и создал свое правительство, то Дизраэли стал бы министром и играл бы вторую, а со временем и первую роль в управлении страной. Стремление Дерби и кое-кого еще из консервативной верхушки заполучить динамичного империалиста Пальмерстона в свою среду сделало двух политиков — Дизраэли и Пальмерстона — ожесточенными врагами. Пальмерстон прочно встал на пути Дизраэли к власти, и отныне их борьба вышла из стадии парламентских политических игр, превратилась в ожесточенную схватку за власть. Документы свидетельствуют о глубине ненависти Дизраэли к Пальмерстону, укоренившейся в то время. 2 февраля 1855 г. он писал своей приятельнице леди Лондондерри: «Это уже третий раз на протяжении шести лет, когда я возглавлял оппозицию в палате общин и штурмовал скамьи, на которых восседают члены правительства. Дважды этот штурм был безрезультатным, а в третий раз мне на хвост привязали пустой металлический чайник, что сделало мои усилия безнадежными. Поэтому вам не следует удивляться, что я несколько устал от этих пустых, безрезультатных побед, побед вроде тех, что были одержаны у Альмы, Инкермана и Балаклавы, которые, может быть, и являются славными, но, безусловно, не имеют никакого значения». Здесь сквозит крайнее раздражение тем, что его заслуги в борьбе против коалиционного правительства не были вознаграждены должным образом. Что касается пустого чайника (у нас обычно этот образ связан с пустой консервной банкой, привязываемой мальчишками кошке на хвост), то в данном случае это прямое указание на Дерби, полностью девальвировавшего все усилия Дизраэли по свержению коалиционного правительства. Безусловно, важна здесь также оценка таким информированным человеком, как Дизраэли, побед, одержанных англичанами и их союзниками в Крыму.
Далее Дизраэли пишет маркизе, что наиболее раздражающим в деле формирования правительства является то, что весь «двор был за нас», т. е. за Дерби и Дизраэли, и тем не менее к власти придет «всегда вызывающий отвращение Пальмерстон». «Именно он, кажется, сейчас определенно является тем человеком, который создаст правительство. И это несмотря на то, что он в действительности жулик, совершенно не имеет физических сил, это в лучшем случае имбирный лимонад, а отнюдь не шампанское; сейчас он… очень глохнет, очень плохо видит, у него искусственная челюсть, которая так и грозит вывалиться изо рта, когда он пытается говорить. И у него имя, которое страна полна решимости ассоциировать с энергией, мудростью и красноречием. О нем так и будут думать, пока жизнь не проверит его и он не провалится…» Да, такое мог написать о своем коллеге по палате общин только человек, преисполненный злобы и ненависти. История не подтвердила оценку Дизраэли. Десять лет еще Пальмерстон оставался эффективным, энергичным лидером, «провел страну через испытания Крымской войны и продолжал провозглашать принципы либерального национализма», — пишет в 1987 г. Л. Стречи, биограф королевы Виктории. Он же отмечает, что «либеральный национализм Пальмерстона разделяли многие его соотечественники». С этим можно согласиться, заменив лишь слово «либеральный» словом «шовинистический». Неудивительно, что во время войны шовинизм в Англии подогревался всеми политическими и психологическими средствами.
Удивительно другое. Дизраэли почти ежедневно видел Пальмерстона в палате общин. Он знал, что его корреспондентка встречается с Пальмерстоном в свете и прекрасно осведомлена о его состоянии. Как же он мог таким подробнейшим образом живописать маркизе «старческую немощь и дряхлость» Пальмерстона, т. е. рисовать явно нереалистическую картину? Психологическая загадка. Объяснение, вероятно, состоит в том, что эмоциональное состояние Дизраэли было таково, что он неосознанно поддался соблазну принять желаемое за действительное и описал своего недруга таким, каким ему хотелось бы его видеть, а не таким, каким он был в то время в действительности. Пройдет немного времени, и Дизраэли столкнется с убедительным, хотя и своеобразным свидетельством хорошего физического состояния и жизнелюбия Пальмерстона.
Пальмерстон оказался энергичным, уверенным в себе премьер-министром. При нем министры имели возможность по своему разумению руководить своими департаментами, но все важные вопросы Пальмерстон решал сам. Ему сопутствовало везение: англичанам и их союзникам наконец ценой огромных жертв удалось взять Севастополь. Дизраэли в душе завидовал ему. Успех и сила всегда вызывали в нем зависть.