Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры

Известный поэт А. Теннисон в стихах проводил мысль о том, что энергия пара и машины приведут к окончанию войн, к миру и человечество будет управляться «парламентом людей, всемирной Федерацией». Кто же будет заправлять делами такой Федерации? Нет сомнений, что это должна быть страна, у которой больше всего «энергии пара и машин». Принц-консорт Альберт, супруг королевы Виктории, выступая в резиденции лорд-мэра Лондона за несколько недель до открытия Всемирной выставки, утверждал, что выставка — это «символ грядущего единства человечества». «Мы живем, — продолжал представитель короны, — в период самых чудесных преобразований, которые имеют тенденцию привести к достижению великой цели, на которую указывает вся история, — осуществлению единства человечества». В день открытия выставки самая солидная английская газета «Таймс» писала: «Впервые с момента создания мира все народы собрались со всех частей света и совершили совместный акт».

Суммируя эти планы и владевшие Лондоном настроения, английский историк Томсон писал: «Таково было бодрое, оптимистическое и в известной степени высокомерное настроение 1851 года». Высокомерие — это даже мягко сказано. Но для нас важно, что это настроение господствовало в Англии на протяжении последующих двух десятилетий. Оно пронизывало собой и литературу, и историю, и искусство, и философию, и политику на протяжении всего этого немалого исторического срока, да и в значительной степени по его истечении. Естественно, что внешняя политика страны настойчиво и последовательно стремилась к реализации этого «настроения» в международных отношениях. И только после 1870 г. в Лондоне начали медленно и неохотно приходить к выводу, что настроения 1851 г. следует признать нереальными, что мир изменился и в нем действуют новые силы.

РУСОФОБИЯ В АНГЛИИ

Английская историография единодушна в том, что высшим достижением в государственной деятельности Дизраэли являются его внешнеполитические акции, и именно те, которые связаны с Россией.

В 40-е годы Россия уже вызывала тревогу у Дизраэли, и не у него одного. Вопреки всем сложностям внутреннего развития (самодержавный строй, крепостное право) и козням внешних врагов Россия развивалась, набирала силу, а это означало, что другие страны должны были с нею считаться. Очевидно, старый ее недруг князь Меттерних внушил Дизраэли еще большую настороженность и недоброжелательность к России. После последнего свидания с Меттернихом Дизраэли писал своей приятельнице маркизе Лондондерри, что на континенте «одна Россия развивается и она еще больше разовьется в великой борьбе, которая, вероятно, даже ближе, чем мы можем представить». Это было объяснение укоренившегося в Англии в XIX в. явления, вошедшего в историю под названием русофобии. На фоне этого явления и с учетом его содержания формировалась и проводилась в жизнь внешнеполитическая линия Дизраэли.

Ответить на вопрос, страдал ли сам Дизраэли недугом русофобии, на первый взгляд не просто, так как в летописях его политической жизни можно найти прямо противоположные заявления: в одном случае он как бы объективно относится к России и ее интересам, в другом — солидаризируется с политикой враждебности и конфронтации по отношению к Российскому государству.

Водораздел между этими противоположными позициями можно условно провести по следующему принципу: одна позиция характерна для Дизраэли, когда он находится у власти и делает то, что считает необходимым, а вторая отражается в его выступлениях в качестве лидера оппозиции, задача которого по английской традиции состоит в том, чтобы критиковать действия правительства, с которыми он иногда в душе, может быть, и согласен. Иногда такие выступления могут отражать и нюансы противоречий и борьбы в руководящей верхушке консервативной партии. Итак, в оппозиции — одно, в правительстве — другое. К этому обязывает принятая в Англии и действующая поныне традиция. Она усложняет задачу историка, но все же исследователь имеет возможность установить истинную позицию того или иного деятеля, тщательно сверяя его декларации с его практическими делами.

Дизраэли дает пример такого «разночтения», относящийся к началу 40-х годов. В связи с первой англо-афганской войной, выступая в парламенте, Дизраэли довольно убедительно доказал, что оправдание этой агрессии министром иностранных дел ссылками на «русскую угрозу» явно несостоятельно и что «истинным агрессором был наш (т. е. британский) министр иностранных дел», который занимался «интригами против России».