Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры

Но уже с колыбели стало ясно, что природа наделила Исаака прямо противоположными качествами. Он рос бледным тихим ребенком, с огромными мечтательными карими глазами, длинными, ниспадающими волосами. Весь его вид и поведение резко контрастировали с полной энергии и удовольствий жизнью, бившей ключом в доме. Было ясно, что он сотворен из другого теста, чем его родители и их друзья, — робкий, чувствительный, постоянно погруженный в какие-то мечты, любящий одиночество. Для него лучшим компаньоном и собеседником являлись книги.

По мере того как эти черты характера ребенка определялись и закреплялись, росли раздражение и неприязнь к нему со стороны родителей. Отец был человеком мягким и старался скрывать свое отношение, хотя в душе нарастала тревога — как же такой сын сможет взять в свои руки семейную фирму?

У матери был другой характер. К долговременному, уже на всю жизнь, недовольству и отчаянию из-за неприемлемой для нее собственной национальности прибавился еще совершенно несуразный сын, явный недотепа. Ей было чуждо проявление хотя бы тени нежности к своему ребенку. Мало того, она изливала на него крайнее раздражение. Это, естественно, имело обратное действие — мальчик все больше и больше уходил в себя. Когда сын подрос, его отдали в школу, чтобы он хотя бы днем не раздражал родителей. Но вечером он возвращался домой. В довершение всего Исаак однажды написал стихи. И отец серьезно забеспокоился. Для него это было намного большее горе, чем если бы он потерял в море большое торговое судно с товарами.

Нужно было что-то срочно предпринимать. И впечатлительного юношу устроили на службу в торговую контору в Голландии. Там его держали несколько лет, не разрешая появляться дома в Лондоне. Отец навещал его крайне редко. Родители надеялись, что такие условия заставят сына образумиться и взяться за серьезное дело. Возможно, при других обстоятельствах этот метод и дал бы желаемые результаты — если бы семья была небогата и Исаак знал, что ему придется зарабатывать хлеб насущный собственными руками и головой. Но он понимал, что является единственным ребенком и наследником богатых родителей, так что вопрос о хлебе насущном ни сейчас, ни в будущем его не беспокоил. Поэтому вместо изучения коммерческой документации и торгового дела он погрузился в чтение Вольтера, Руссо и других авторов. Причем все, что касалось литературы, он делал углубленно и основательно.

Наконец Исааку было разрешено приехать домой. Он рисовал в мечтах нежную встречу с матерью, сопровождающуюся объятиями, слезами. Однако когда мать увидела человека странной внешности, изможденного, с возбужденными, нервными движениями, длинноволосого, в неуклюжем, далеко не модном костюме, то разразилась громким смехом. Вскоре обстановка в доме стала такой, будто случилось большое несчастье.

Отец старался смягчить ситуацию. Как обычно в таких случаях, он пытался втолковать сыну, что родители желают только одного — сделать его счастливым, и просил попробовать вновь заняться бизнесом, на этот раз во Франции, в Бордо. В ответ сын робко заметил отцу, что он написал поэму, направленную против торговли, «которая представляет собой не что иное, как разложение человека». Это был еще один удар по мечтам и планам родителей. Он сделал их глубоко несчастными.

Нужно было принимать важное решение. Держать Исаака дома с такими настроениями, которые показывали, что он, видимо, окончательно наметил для себя путь в жизни, отрицающий все, что было самым важным и главным для отца и матери, стало не просто бесполезно, но и невозможно. И сына отпустили во Францию, с тем чтобы он там занимался, чем ему угодно. На надеждах сделать из него коммерсанта поставили крест.