Бенджамин Дизраэли

Но даже это не было бы столь скверно, продолжал Солсбери, если бы не старая проблема — еврейство Дизраэли. «Имей я твердую веру в его принципы или его честность, или хотя бы принадлежи он по рождению или имущественному положению к английским консервативным классам, я мог бы примириться с тем, что он наделен властью, при условии что это не будет связано с определенной профессиональной деятельностью. Но он авантюрист и, как мне слишком хорошо известно, человек без принципов и чести». Мастерство политической игры, которое могли бы одобрить в тори по рождению, казалось крайне подозрительным в еврее: ведь, по определению, он мог быть только авантюристом.

Солсбери оказался не единственным критиком Дизраэли, занимавшим подобную слегка замаскированную антисемитскую позицию. Билль о реформе не имел ни малейшего отношения к религии вообще и религии Дизраэли в частности. Но любые нападки на Дизраэли его противников могли обернуться нападками на его национальность, будто любые сомнительные поступки Дизраэли объясняются его еврейством. Иногда об этом заявляли открыто — например, когда один член парламента от тори спросил, «как же он мог принять столь радикальную реформу дрянного еврея после того, как противился умеренной реформе доброго христианина», или когда поэт Ковентри Патмор[83] проклял «Тот год великого преступления, / Когда поддельные английские аристократы и их еврей, / Лишенные Богом разума, убили / Веру, которую дважды поклялись защищать». Другие критики прибегали к аналогиям с расистским душком, чтобы передать чужеродность Дизраэли: «Эфиоп не может поменять кожу», — заметил Гладстон.

В то же время Билль о реформе Дизраэли представляется не просто тактической уловкой, но воплощением принципов, которых он придерживался с давних времен. По существу, Дизраэли никогда не был реакционером, любыми силами противящимся изменениям. Он всегда оставался тори, поскольку верил, что именно тори были «национальной партией», которая наилучшим образом понимает нужды всего населения страны, включая рабочих и бедноту. В 1867 году в одной из речей, произнесенных по случаю победы консерваторов, Дизраэли сказал: «Когда партия тори вырождается в олигархию, она теряет свое влияние; когда государственные институты не выполняют свое предназначение, партия тори вызывает ненависть; но когда народ ведом его естественными предводителями <…> партия тори торжествует». Таким образом то, что избирательное право распространилось на рабочих, могло открыть дорогу в политику новой мощной консервативной силе. Убедить новых избирателей, что тори смогут лучше либералов защищать их интересы, — вот в чем состояла главная задача Дизраэли на следующем этапе его политического пути.

Вскоре Дизраэли уже мог пожинать плоды своей победы. В начале 1868 года пошатнувшееся здоровье вынудило Дерби покинуть свой пост. В следующем году он умрет. Дизраэли — а он только-только триумфально провел в парламенте Билль о реформе — с неизбежностью становился преемником Дерби на посту лидера консервативной партии, а значит, и премьер-министра консервативного правительства. Двадцать седьмого февраля его приняла королева Виктория, и он официально возглавил кабинет. Ему предстояло оставаться премьером всего лишь девять месяцев, и его партия была по-прежнему в меньшинстве. На следующих общих выборах в ноябре 1868 года, которые проходили уже на основе расширенного избирательного права, Гладстон и либералы нанесли консерваторам сокрушительное поражение. Но на короткий период — через сорок два года после выхода «Вивиана Грея», через тридцать шесть лет после первой попытки попасть в парламент и через двадцать лет после того, как он стал лидером консервативной партии, — Дизраэли достиг заветной цели. По обыкновению, он умерил пафос, говоря о своем триумфе. «Я все же дополз до верхушки скользкого столба», — сказал он небрежно.

Первый срок премьерства оказался слишком коротким, чтобы Дизраэли удалось привнести существенные изменения в политику кабинета, хотя он, несомненно, получал удовольствие от возможности раздавать титулы и награды. Случилось так, что время назначения нового вице-короля Индии и нового архиепископа Кентерберийского пришлось на период его пребывания на этом посту. Он также воспользовался удобным случаем, чтобы испросить звание пэра — правда, не для себя, поскольку это привело бы к необходимости покинуть Палату общин, а для Мэри-Энн, которой королева пожаловала титул виконтессы. Так Дизраэли отдал дань уважения супруге, которая во многом способствовала его политическому успеху.