Бенджамин Франклин. Биография

Вержен информировал Франклина об этом решении и направил ему копии раздраженных писем Адамса, дополнив их просьбой, чтобы Франклин «целиком предоставил их Конгрессу». В своем ответе Франклин, хотя это и было небезопасно, проявил чрезвычайную откровенность с Верженом, признавшись, что разочарован Адамсом. «Лишь его собственное неблагоразумие, а никоим образом не полученные им инструкции послужили причиной справедливого неудовольствия, — продолжал Франклин, отчетливо дистанцируясь от действий Адамса. — Он никогда не говорил мне о своих делах в Европе больше того, что я сам читал в газетах, — признавался Вержену Франклин. — Мы поддерживаем с ним вежливые, но не близкие отношения». В заключение он обещал отослать Конгрессу письма Адамса, которые предоставил ему Вержен.

Хотя Франклин мог и, возможно, должен был отправить эти письма без комментариев, он воспользовался возможностью, чтобы написать («с неохотой») собственное письмо конгрессу с подробным изложением разногласий с Адамсом. Их спор возник отчасти из-за различия в стиле дипломатии. Адамс верил в необходимость недвусмысленного выражения американских интересов, в то время как Франклин предпочитал использовать уговоры и дипломатический шарм:

Мистер Адамс… полагает, как говорит сам, что Америка была слишком щедрой в выражениях благодарности Франции, которая более обязана нам, чем мы ей, и что мы должны показать моральную силу. Я опасаюсь, что он ошибается в выборе позиции и что к этому двору следует относиться любезно и деликатно. Король, молодой и добродетельный правитель, получает, как я убедился, удовольствие от размышлений о великодушной щедрости усилий по оказанию помощи угнетенным и представляет это как часть славы правления. Думаю, что было бы правильно усиливать это удовольствие нашими выражениями признательности и что выражения благодарности не только являются нашим долгом, но и служат нашим интересам[504].

Так как британцы еще не были готовы, а французы больше не хотели иметь с ним дело, Адамс вновь покинул Париж, испытывая сильное раздражение. А Франклин снова попытался сделать так, чтобы их разногласия не приобрели личного характера. Он написал Адамсу в Голландию, куда тот направился, чтобы попытаться получить кредит для Америки, и выразил сочувствие по поводу трудностей задачи. «Я долгое время испытывал унижение, — признавался он, — при мысли о необходимости ездить от двора к двору с просьбами о деньгах и с предложениями дружбы». А в следующем письме, жалуясь, как долго Франция отвечает на его просьбы, Франклин сдержанно признавался Адамсу: «Я обладаю двумя христианскими добродетелями — верой и надеждой. Но моя вера — это только вера, о которой говорит апостол: в существование невидимого». Если их совместные предприятия потерпят неудачу, добавлял он, «я готов отойти от дел, бежать или пойти с вами в тюрьму — как угодно Богу»[505].

К концу 1780 года Америка отчаянно нуждалась в деньгах. В начале года командующий британскими войсками сэр Генри Клинтон отплыл из Нью-Йорка в южном направлении вместе с заместителем генералом Корнуоллисом для подготовки нападения на город Чарльстон (Южная Каролина). Оно произошло в мае следующего года, и после того как Клинтон вернулся в Нью-Йорк, Корнуоллис расположил там штаб британских войск. Тем же летом оказавшийся в трудной ситуации генерал Бенедикт Арнольд перешел на сторону противника, причем сделал это так, что его имя стало синонимом предательства. «В нашем нынешнем положении, — писал Вашингтон Франклину в октябре 1780 года, — нам необходимо одно из двух: мир или как можно более энергичная помощь союзников, в особенности финансовая».

Обращаясь к Вержену в феврале 1781 года, Франклин прибегал к любым уловкам — прежде всего личным просьбам, дополненным рассуждениями об идеалах и национальных интересах. «Я стар, — говорил он, добавляя, что болезнь делает возможной его скорую отставку. — Нынешнее стечение обстоятельств является критическим». Если в ближайшее время не поступят дополнительные деньги, то Конгресс может потерять влияние. Новое правительство окажется мертворожденным, и Англия восстановит контроль над Америкой. А это, предупреждал он, изменит баланс сил таким образом, что «позволит им стать Ужасом Европы и безнаказанно вести себя с наглостью, которая свойственна их нации»[506].