Бенджамин Франклин. Биография

Джефферсон часто обедал с Франклином, играл с ним в шахматы и слушал рассуждения о лояльности, которую Америка должна проявлять к Франции. Его успокаивающее присутствие даже помогло Франклину и Адамсу ладить друг с другом, и три человека, работавшие вместе над Декларацией, весь сентябрь ежедневно пребывали теперь вместе в Пасси, занимаясь подготовкой новых дипломатических и торговых соглашений с европейскими странами. Фактически имелось многое, о чем три патриота запросто могли договориться. Они разделяли веру в свободу торговли, открытость договоренностей и в необходимость покончить с меркантилистской системой репрессивных коммерческих соглашений и ограничительной схемой деления мира на сферы влияния. Адамс заметил с несвойственным ему великодушием: «Мы действовали в удивительном согласии, в хорошем настроении и полном единодушии».

И для людей, и для наций настал период примирения. Если Франклин сумел исправить отношения с Адамсом, то оставалась надежда, что он сможет исправить и отношения с сыном. «Дорогой и уважаемый отец, — написал ему Уильям из Англии. — Губительное противостояние между Великобританией и Америкой закончилось. Я постоянно озабочен тем, чтобы написать вам и попытаться возродить нежные отношения и связи, которые, до начала недавних бед, составляли гордость и счастье моей жизни». Это благородный, великодушный и в чем-то жалобный жест сына, который, несмотря на драматические события, никогда не говорил ничего плохого о своем далеком отце и не переставал любить его. Но Уильям тоже был Франклином и не мог ни заставить себя признать, что был не прав, ни принести извинения. «Если я ошибался, то не мог ничего с этим поделать. Это ошибка суждения, которую самое зрелое размышление, на которое я способен, не может исправить, и я действительно верю, что если бы те же обстоятельства возникли завтра, мое поведение оказалось бы точно таким же, каким было». Уильям готов был приехать в Париж, если его отец не хочет ехать в Англию, с тем, чтобы они могли разрешить свои проблемы во время «личной беседы»[552].

Ответное письмо Франклина показывало его страдание, но также подавало сигнал надежды. Оно начиналось со слов, что он «рад обнаружить, что ты хочешь возродить тесные отношения» и что «это будет приятно мне». Но потом любовь сменилась гневом:

В действительности ничто не причиняло мне столько страдания и не воздействовало так сильно на мои чувства, как то, что я в преклонном возрасте обнаружил, что меня покинул единственный сын, поднявший к тому же оружие против меня в деле, в котором на карту поставлена моя слава, состояние и вся жизнь. Ты утверждаешь, что этого требовали твой долг перед твоим королем и уважение к твоей стране. Я не должен винить тебя за различия между нами в отношении к общественным делам. Все мы люди, и всем нам свойственно ошибаться. Наши мнения нам неподвластны, они во многом формируются и направляются обстоятельствами, которые часто бывают столько же необъяснимыми, сколь и непреодолимыми. Твоя ситуация была такой, что немногие осудили бы твое желание сохранять нейтралитет, хотя существуют естественные обязанности, главенствующие над политическими. (Выделено Франклином.)

Тут он остановил себя. «Это неприятная тема, — написал Франклин. — Я закрываю ее». Было бы не совсем удобно, считал он, «приезжать тебе сюда в данный момент». Вместо этого в Лондон в качестве посредника направился Темпл. «Ты можешь доверить своему сыну семейные дела, которые хочешь обсудить со мной». Затем несколько снисходительно добавлял: «Я верю, что ты не будешь знакомить его с людьми, в обществе которых ему не следовало бы находиться». Темпл, возможно, и был сыном Уильяма, но Франклин давал ясно понять, кто его контролирует[553].