Бенефис

Кстати, кстати! А не в Коташке ли одна из причин всей этой катавасии с нашим «джазом»? Не из-за нее ли и. о. так старательно вмешивается в спектакль? Ведь и в самом деле — почему бы не дать парню спокойно получить диплом, показать спектакль несколько раз и потом тихонько списать, если он ни у кого не вызовет восторга? Впервые ли мы делаем подобное?

Правда, у одной закавыки может быть несколько развязок! Ситуация в театре всегда дает умному человеку огромную возможность и неоспоримое право для раздумий, записей, распутывания и запутывания сюжетного клубка (сиречь — интриг), размышлений и некатегорических (умные люди никогда не бывают категоричны), но интересных выводов. Актеры — воплощение противоречий, и не только от природы, не одни лишь врожденные внутренние противоречия ведут их к лицедейству на сцене, противоречия порождает и сама театральная ситуация. Иногда я задумываюсь: а мог бы я добавить что-нибудь новое к уяснению природы этих противоречий?

Шекспир, говорят, был завлитом. Это правда, Уильям, друг мой?

3

«Не мешало бы сделать ремонт в квартире», — продолжает свой монолог Олександра Ивановна. Она положила на лицо косметическую маску, использовав для нее множество компонентов; маску рекомендуют оставлять на лице ровно двадцать минут, не больше и не меньше, и артистка лежит, вытянувшись на кушетке, расслабленная и спокойная, она может позволить себе двадцать минут безмятежного покоя и расслабленности. Если откликнется телефон или кто-нибудь нажмет кнопку звонка у входной двери, Стерницкая не двинется с места, чтобы взять трубку или открыть дверь. Хоть бы там за дверью стоял даже ангел с благой вестью, она не встанет, потому что имеет право на двадцать минут безмятежного тихого покоя.

«Не мешало бы сделать ремонт», — говорит Олександра Ивановна, глядя отстраненным взором на потолок, где узенькие и более широкие трещинки создают причудливое сплетение. Помимо них на потолке же, в самом углу, осталось не менее причудливое пятно, возникшее в результате позапрошлогоднего чудовищного летнего ливня; в ту ночь Олександра Ивановна проснулась от чуть слышного позвякивания дождевых капель об пол, и в первую минуту ей показалось, что она притаилась под деревом, спрятавшись от дождя, а дождь стучит по широкой листве старого, с густой, почти непроницаемой кроной каштана. Каштан одиноко стоит на окаймленном каменной облицовкой островке чернозема у перекрестка трех улиц — весной он цветет особенным, непривычным розовым цветом и в его кроне заливаются пением дрозды, и происходит это совсем не здесь, не в маленьком и плохо освещенном, как самодеятельная театральная сцена, городке, а во Львове, — но это обманчивое представление длилось один короткий миг, Олександра Ивановна пришла в себя, включила свет и с искренним изумлением поняла, что дождь идет просто у нее в квартире, но, к сожалению, каштан с розовым цветом еще не успел прорасти, чтобы защитить ее от этой неожиданности. Под потоки воды пришлось подставить ведро и уже до самого рассвета читать японские стихи и повторять тексты давно сыгранных и полузабытых ролей. На рассвете дождь перестал.

Она жила на последнем, третьем этаже старого и довольно запущенного дома, и, несмотря на возможность ночного визита дождя, это имело свои преимущества: над нею никто не топал ногами, не кричали дети, — одним словом, над нею не шла чужая жизнь, к которой невольно начинаешь прислушиваться; ну, а дождь — дождь пусть себе озорует, с ним можно управиться.