– Нет, милая, – улыбнулась Роза Михайловна, – совершенно невозможная вещь. Просто вы вышли из зала…
– Я сидела в директорской ложе!
– Тем более! Там уже много лет Тамара Павловна хозяйничает!
– Значит, мужчин нет?
– Нет.
– Совсем?
– Совершенно.
Я замолчала. Потом, чтобы не вызывать у милой Розы Михайловны лишних подозрений, задала ей пару совершенно ненужных вопросов и, закончив изображать из себя журналистку, пошла к двери.
На улице неожиданно похолодало, да и пора бы осени вступить в свои права, сентябрь скоро закончится. Дрожа в слишком тоненькой курточке, я направилась было к метро, но тут сзади раздалось:
– Эй, девушка, погодите!
Я обернулась, ко мне торопилась худенькая, изможденная женщина.
– Во сколько оцените информацию о мужчине, который работает в ложе директора? – без всяких церемоний поинтересовалась она.
Я слегка растерялась и в ту же секунду узнала тетку. Она сидела на стуле в гардеробе недалеко от того места, где мы разговаривали с Розой Михайловной.
– Так как? – нетерпеливо повторила бабенка. – Стоят, по-вашему, эти сведения денег? И сколько дадите?
Я огляделась вокруг, увидела в двух шагах вывеску «Кафе» и велела:
– Пошли, не на улице же торговаться.
Втиснувшись за маленький столик с липкой пластмассовой столешницей, я поинтересовалась:
– Ну, говорите!
– Сначала деньги, – не дрогнула тетка.
– За что?
– За рассказ. Насколько я поняла, вам этот мужчина очень нужен.
– С чего вы решили такую глупость?
Гардеробщица скривилась:
– Только не надо считать себя умней всех. Роза Михайловна кретинка, вот и приняла за чистую монету басенку о газете. Но я-то знаю, что мы, гардеробщицы, никому не нужны. Короче, выкладывайте сто долларов, и я все рассказываю.
Я посмотрела на ее хитрое, мелкое, крысиное личико с поджатыми губами, затем вытащила зеленую купюру и положила на столик. Мерзкая баба мигом схватила бумажку и сказала:
– Слушайте. В директорской ложе хозяйничает Тамара Павловна, та еще штучка. Хитрая до невозможности. Стоит кому из начальства появиться, прямо медовой лужей растекается. Все-то у нее под рукой: щетка, иголка, нитки, анальгин… Противно смотреть! Естественно, на чаевые рассчитывает! И ведь дают! Да небось неплохие! И дочь у нее в шубе ходит! Зять недавно купил!
Я неожиданно рассердилась. Незнакомая мне Тамара Павловна просто пытается выжить, вот и старается изо всех сил. Впрочем, на чаевые, которые ей, скорей всего, нечасто перепадают от посетителей директорской ложи, особо не разбежишься. Шубу на эти медные копейки явно не купить.
– Ну и что? – возмутилась я. – Мужу приятно одевать жену. При чем тут мужчина, который работает капельдинером, а? Деньги взяла, давай говори по делу, нечего мне все сплетни намешивать!
Гардеробщица сжала губы в нитку:
– Так о нем и речь! Тамара Павловна болеть стала, уходить бы со сладкого местечка пора, но неохота дармовых денежек лишаться, вот и цепляется за место зубами. Мигрень у нее случается, слыхали про такую болячку?
Я кивнула. К сожалению, очень хорошо знаю, что это такое. Женщины, которым в висок раз в месяц словно вонзается толстая палка, меня поймут. Мигрень – это не просто головная боль, а целый клубок отвратительных ощущений: зрительных, вкусовых, обонятельных. Лежишь в кровати и безуспешно пытаешься заснуть, а в левой стороне черепа, словно ворочается нечто, инородное, тяжелое, давящее. Перед глазами плавают разноцветные круги, в носу стойко поселяется запах гнилого мяса, в ушах гудит, ноги и руки отказываются повиноваться, а сна все нет и нет. А вам то холодно, то жарко… и тошнит. Каких только лекарств не пила я, чтобы купировать приступ, начну перечислять – страницы не хватит. Но, слопав все, что предлагает современная фармакологическая промышленность, пришла к неутешительному выводу: не помогает ничего. Теперь просто падаю в кровать, закрываюсь одеялом и терпеливо жду сутки, по счастью, у меня приступ длится двадцать четыре часа и посещает, зараза, только раз в полгода. А ведь бывают несчастные, мучающиеся по несколько дней и ночей, да еще каждый месяц.
– Мигрень – это ужасно, – с чувством сказала я.
Собеседница хмыкнула:
– Подумаешь, мигрень, я с артритом на службу хожу, и ничего, а Тамара Павловна в кроватку укладывается!
Злобная тетка разонравилась мне окончательно, и я весьма сурово сказала:
– Короче, при чем тут мигрень?
– Дайте сказать!
– Давай быстрей, недосуг с тобой лясы точить!
– Тамара Павловна, если заболеет, вместо себя зятя присылает, он и работает в директорской ложе, ясно?
– И никто не знает? – удивилась я.
– Почему? Начальство в курсе. Ей разрешают, говорю же, Тамарка подлиза, вечно всем улыбается и кланяется, вот ей и идут навстречу да еще жалеют: «Ах, ах, дорогая, вы так страдаете», – с невероятной злобой в голосе воскликнула гардеробщица, – а стоило мне бюллетень взять, тут же позвонили и заявили: «Галина Феоктистовна, или работать выходите, или увольняйтесь». Тут одни сволочи.