Читаем Беньямин и Брехт – история дружбы полностью

чтобы как снаряд ударить точно в центр укрепления, занятого небольшой, но исключительно значимой авангардной группой. Именно то, о чем ты пишешь в письме, все больше и больше сближает меня с Брехтом и его творчеством, неизвестным тебе 41.

Насколько непосредственно элементы политической и методологической ориентации Беньямина были связаны с тем, какое место занимал Брехт в его жизни, становится понятным по фразе, обращенной Шолему чуть позже, когда Беньямин объявил, что творчество Брехта делается его собственным, «предварительно – идеологически – как свидетельство»103. Написанное Брехтом было первым явлением в сфере поэзии или литературы, поддержанным им в качестве «критика без каких-либо (публичных) оговорок», поскольку его развитие в последние годы отчасти происходило в занятиях сочинениями Брехта и потому что они «лучше всего дают представление об интеллектуальной среде, где работают такие, как я, в этой стране»104.

В сравнении с этим первое упоминание Брехта о Беньямине было более сдержанным. В конце октября 1930 года он писал Брентано о предполагаемом составе редакционного совета журнала Krise und Kritik, куда он прочил Иеринга, Брентано, себя и Беньямина – «с ним хочет работать Rowohlt, и он, насколько я его знаю, полностью нас поддерживает»105. Двойная характеристика – с точки зрения издательского интереса и возможной поддержки, насколько было известно Брехту, характерна для его прагматичного подхода к Беньямину, даже учитывая, что порядок имен и доводы в их пользу выбирались с учетом обращения к Брентано. Брехт видел в Беньямине умного, полезного собеседника, временами коллегу и советчика, уважаемого критика, на чью публичную солидарность он мог рассчитывать.

С самого начала их чувства друг к другу были хоть и взаимными, но неодинаковыми. Ставка Беньямина была намного больше – отношения с Брехтом были непосредственно связаны с его планами. Для Брехта знакомство с Беньямином было поначалу почти случайностью, и только в годы эмиграции возник устойчивый интерес. В силу этих обстоятельств (можно сказать – так звёзды сошлись) их отношения то и дело нащупывали пределы возможного, что было вызвано не только разнящимися ожиданиями, но и несходством характеров и ментальностей. Разница – хотя все описания сводятся к клише – объясняется тем, что Брехт, будучи почти на шесть лет младше, производил впечатление более энергичного, задиристого и уверенного в себе человека по сравнению с Беньямином, весьма осторожным и созерцательным – а временами и депрессивным42.

Беньямин постоянно упоминал о проблемах в общении с Брехтом, поначалу с юмором. Так, Беньямин передавал слова своего сына Стефана: «Он и думает и говорит напористо», сказанные после прослушивания грампластинки с записью песни в исполнении Брехта. Беньямин добавлял, что это было сказано «прямо-таки с уважением»106, однако наблюдение было связано с опасениями относительно возможности совместной работы над задуманным журналом. Кроме того, размышлял Беньямин, – «любое сотрудничество с Брехтом предполагает неизбежные сложности. Думается, что кроме меня с ними никто и не сможет справиться»107. Правда, этому пришлось бы посвятить себя целиком.


В июне 1931 года Беньямин встретился с Брехтом в Ле-Лаванду на Лазурном Берегу, где Брехт отдыхал «с целой свитой друзей, занимаясь новыми проектами». В его компании были Элизабет Гауптманн, Эмиль Гессе-Бурри, Карола Неер, Мария Гроссман, Марго и Бернард фон Брентано, также Беньямин познакомился с Вильгельмом Шпейером, автором книг для молодежи. Беньямин участвовал в одном из проектов Брехта, работе над пьесой «Святая Иоанна скотобоен», хотя довольно трудно сказать определенно, каков был именно его вклад: «Мы как раз погружены в начальную стадию работы над новой пьесой»108. В дневнике Беньямина есть сцена, раскрывающая характер его отношений той поры с Брехтом. В изящном автобиографическом отрывке Беньямин описывает, как он гулял в одиночестве, сорвал дикую розу и веточку пиона и приблизился к вилле Mar Belo, где жил Брехт в обществе друзей, с цветами в руках, полный воспоминаний, и «несколько взволнованный».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное