Беньямин и Брехт – история дружбы

Поразительными остаются способность Беньямина к концентрации, открытость духовному, взвешенность стиля в письмах и статьях в тот год сильнейших волнений, переворотов и обманутых ожиданий в его жизни. В нём был некий запас глубокого покоя, не совсем точно отражаемый словом «стоицизм». Этот запас не затрагивали ни тяжёлые ситуации, в которые он тогда попадал, ни потрясения, грозившие выбить его из колеи⁹.

В ранних работах Беньямин, испытавший весомое влияние немецкого молодежного и студенческого движения, к которому он принадлежал, разделял идеалистическую концепцию образования и культуры. Теперь его работы освободились от эзотеризма и даже враждебности к читателю, которые он провозглашал в первой половине двадцатых годов: «Ни одно стихотворение не предназначается читателю, – писал он в 1921 году в «Задаче переводчика», – ни одна картина – зрителю, ни одна симфония – слушателям»¹⁰. На следующий год, в анонсе журнале Angelus Novus, он заявлял, что цель критики не «учить при помощи исторических описаний или развивать через сравнения, но познавать через погружение»¹¹. Теперь же в книге «Улица с односторонним движением» Беньямин заявлял: «Критик – это стратег в литературной борьбе», – добавляя: «Кто не может принять чью-либо сторону, тот должен молчать»¹². Этот сборник афоризмов и зарисовок начинается с фрагмента «Заправочная станция»:

Порядок жизни в данный момент куда больше подвержен власти фактов, а не убеждений. И причем таких фактов, которые почти никогда и нигде еще не становились основанием для убеждений. В этих обстоятельствах подлинная литературная деятельность не имеет права оставаться в пределах литературы – последнее, скорее, характерное проявление её бесплодности. Значимая литературная работа может состояться лишь при постоянной смене письма и делания; надо совершенствовать неказистые формы, благодаря которым воздействие её в деятельных сообществах гораздо сильнее, чем у претенциозного универсального жеста книги, – её место в листовках, брошюрах, журнальных статьях и плакатах¹³.

Свой путь в политику Беньямин нашел намного раньше, под влиянием театрального режиссера Аси Лацис, именно ей он посвятил «Улицу с односторонним движением». Его отношения с этой «русской революционеркой из Риги», как он писал Шолему с Капри летом 1924 года, были «превосходными с точки зрения освобождения жизненных сил и интенсивного постижения актуальности радикального коммунизма»8. Эта связь политики и жизни выражала подход Беньямина к коммунизму. Его интересовала политика, учитывающая и поддерживающая индивидуальное стремление к счастью. Он относился к революции с энтузиазмом, потому что, как говорили сюрреалисты, она обещала «освобождение во всех смыслах»¹⁴. «Коммунистические сигналы» в письмах с Капри, как замечал Беньямин, «прежде всего, указывали на произошедшие во мне изменения, вызвавшие желание перестать прятать современные и политические элементы моих мыслей в обветшавшие, старомодные формы, но развёртывать их, и по возможности до предела»¹⁵. Высказывания последующих лет подтверждают, что «обращение к политической мысли» и решение «покинуть область чистой теории»¹⁶ стали ключевыми моментами в его биографии. Несколько месяцев Беньямин раздумывал о вступлении в Коммунистическую партию Германии в качестве практической реализации заявленного, однако во время пребывания в Москве в начале 1927 года возобладали контраргументы: «Быть коммунистом в государстве, где правит пролетариат, значит полностью жертвовать своей личной независимостью»¹⁷.

Ася Лацис. 1924