Бенкендорф. Правда и мифы о грозном властителе III отделения

"С покрасневшими глазами и со всей ангельской добротой императрица время от времени выходила из комнаты своего супруга для того, чтобы успокоить нас и узнать о тех новостях, которые можно было бы сообщить больному. За несколько дней нервная лихорадка исчерпала все физические и моральные силы императора. Врачи были в величайшей тревоге и не скрыли ее от меня. По нескольку раз в день я видел императрицу и восхищался ее неустанными заботами об императоре, которого она не оставляла ни днем, ни ночью… В тех случаях, когда мне приходилось опираться на ее мнение, я восхищался ее справедливыми суждениями в делах, которые часто ей приходилось решать".

Готовый регент. Непроговариваемые, скрытые за строкой тайны. Случись что, Александр Христофорович останется верен: поддержит права великого князя Александра и его матери. Против кого? Великий князь Константин Павлович все еще носит титул цесаревича, то есть наследника. Не отказался от него, а венценосный брат не осмеливался требовать из уважения к покойному батюшке, который подарил второму сыну сей знак отличия.

Вот что стоит за "справедливыми суждениями" императрицы о текущих делах. На Бенкендорфа она могла положиться. Как полагалась когда-то Мария Федоровна. Ныне за его плечами Корпус жандармов, рассеянный по всей империи. А кроме того, много, очень много личного влияния. Расставленные им нужные люди на нужных местах. Тот же Толстой во главе столицы. Да и Голенищев-Кутузов — родня.

Случись что…

Не случилось. Император встал.

"Наконец, после двенадцати дней страха, надежды и беспокойства, которые лучше, чем что-либо другое, доказывали искреннюю преданность императору, врачи констатировали выздоровление, — заключал Бенкендорф. — Но выздоровление медленное, с возможными рецидивами".

Что думал во время болезни императора Пушкин? Да и знал ли вообще? В январе 1830 г. он как ни в чем не бывало попросил разрешения ехать в Париж или Италию, "покамест… еще не женат и не зачислен в службу". На худой конец "посетить Китай с отправляющимся туда посольством".

Но государь не благоволил. О чем Бенкендорф известил поэта. В конце концов, он был лишь передатчиком высочайшей воли.

Однако отчаянное письмо 24 марта 1830 г. говорит о том, что до Пушкина дошли слухи из дворца. И он догадывался, какая участь грозит шефу жандармов в случае… В своей откровенности поэт почти бестактен, но послушаем его: "Если до настоящего времени я не впал в немилость, то обязан этим не знанию своих прав и обязанностей, но единственно вашей личной ко мне благосклонности. Но если вы завтра не будете больше министром, послезавтра меня упрячут".

На мгновение перед Пушкиным, как в момент написания "Андрея Шенье", открылась бездна. Победят русские якобинцы, и его казнят, потому что он ни с одной властью не умеет петь в унисон. Снимут с должности Бенкендорфа, и поэта "упрячут".

Другие люди на месте Николая I и Александра Христофоровича не будут к нему столь снисходительны: "Несмотря на четыре года у равновешенного поведения, я не приобрел доверия власти. С горестью вижу, что малейшие мои поступки вызывают подозрение и недоброжелательство. Простите, генерал, вольность моих сетований, но, ради бога, благоволите хоть на минуту войти в мое положение и оценить, насколько оно тягостно. Оно до такой степени неустойчиво, что я ежеминутно чувствую себя накануне несчастья, которого не могу ни предвидеть, ни избежать".

Оставляем читателям судить, насколько поведение Пушкина в течение четырех описанных лет было "уравновешенным". Общая горькая чаша миновала и поэта, и шефа жандармов. Государь выздоровел. Оба могли жить дальше на своих местах.

"СВЯЗАН Я С СЕМЕЙСТВОМ…"

Во время болезни государя произошло примечательное событие. Случайная встреча Пушкина в городе с вдовой генерала Раевского Софьей Александровной. Сам герой недавно скончался, и семья осталась без средств. Мать приехала в Петербург просить знакомых замолвить императору словечко о пенсионе — продолжении выплат генеральского жалованья мужа в полном объеме — 12 тысяч рублей. И наткнулась на Пушкина.

Когда-то семья Раевских была добра к нему, брала с собой в путешествие. Поэт дружил с двумя сыновьями генерала. С зятем Михаилом Орловым. Писал стихи двум дочерям. Теперь, как говорили, он в чести. Сложности его отношений с престолом сторонний наблюдатель понять не мог.

Пушкин обратился к единственному человеку, через которого за три с половиной года привык решать официальные дела. Он писал Бенкендорфу: