Бенкендорф. Сиятельный жандарм

— Зато я сопровождал его на Ваграмские и Аспернские поля. Он специально ездил в Брюссель, чтобы побывать в Ватерлоо. Я так думаю, что специально. И неизвестно, чем все это кончится. Побывать на месте гибели заклятого врага и не поклониться праху Кутузова в Бунцлау?! Офицерство недовольно местом, которое занимает Россия в Европе. За что мы проливали кровь?

Пономарев высказывался с большей откровенностью, чем братья на заседаниях ложи. Что произойдет, когда корпус Воронцова возвратится в Россию?

— Война должна благотворно отозваться на нашей жизни, — утвердил Бенкендорф, хотя и удивлялся странному поведению государя.

Почему император отменил торжественную встречу и велел Вязмитинову строго хранить в тайне время возвращения? Прикатил в семь часов утра, без конвоя, и укрылся во дворце, ни с кем не перебросившись словом. Отправил только гонца к императрице Марии Федоровне.

Неужели Европа, которую император впервые увидел по-настоящему мирной, произвела такое впечатление? «Танцующий конгресс» в Вене теплым летом 1814 года, очевидно, навсегда пленил государя. Какие празднества! Какое количество красивых женщин! Сколько очарования в самой австрийской столице!

Еще с времен появления мадемуазель Жорж в Петербурге Бенкендорф узнал, какую роль играют женщины в жизни тезки. Он знал обо всех его увлечениях в прошлом. Они проходили на глазах. А в Тильзите как он вел себя, не давая проходу мало-мальски смазливым девицам?! Но Венский конгресс превзошел прежние проказы. Он флиртовал напропалую с княгиней Эстергази, графиней Зиччи, княгиней Ауэршперг, графиней Чешени, принцессой Лихтенштейн. В салонах княгини Багратион и графини Саган он блистал, затмив Меггерниха, и вытеснил соперника из альковов двух прелестных дам.

Всю эту любовно-аполитическую идиллию прервал Наполеон, высадившись во Франции. Но все-таки император Александр не позволил перехитрить себя. Он будто бы не обратил внимания на коварные и антирусские выходки Талейрана и других скрытых врагов России и добился с помощью англичан окончательного устранения Бонапарта. Теперь корсиканцу никогда не возвратиться на континент.

Но Россия, Россия тщетно ожидала своего монарха.

— С другой стороны, Николя, надо отдать должное государю. Если бы он уехал из Вены или по-иному — более холодно — относился к европейцам, то шансы Наполеона увеличились бы и, быть может, англичане не восторжествовали при Ватерлоо, — сказал Бенкендорф, когда коляска свернула на Малую Морскую. — Император тонкий политик. Он сразу почувствовал, что вдвоем им тесно в Европе. Я думаю, что его мировая политика грациозна, как и он сам.

— Да что мы ударились в политику, Алекс! Мы люди военные! Расскажи лучше, в каком состоянии ты застал своих драгун?

— Беда в том, что мы далеко расквартированы от столицы. Непорядки с ремонтом, и дивизионная казна почти пуста.

Ему было неприятно жаловаться на трудности.

— Скоро еду в Полтаву к супруге. Это изумительный город, особенно в летние месяцы.

Они распрощались, чтобы встретиться через долгие годы.

Покинутый государем Петербург не терял своего очарования, хотя и затаил обиду. Он понимал, что государь, который придал ему столько величия и загадочности, когда-нибудь да возвратится. Балы и маскарады сменяли друг друга. Появилось много красивых женщин. Роскошные экипажи заполняли Невский проспект. У Гостиного двора выстраивались длинные очереди. Модные лавки ломились от дорогих товаров. Молодой офицер с огромным букетом цветов в открытом ландо стал привычным явлением. В высшем свете свадьбы игрались чуть ли не каждый день. Образы близких людей, погибших на войне, постепенно стирались из памяти. Смерть превращалась в историческое событие, а история излечивает страдание. Радость по поводу триумфа русского оружия делала не совсем приличной подчеркнутую печаль. Черные вуалетки и шали встречались реже и реже. Смерть в военных кругах воспринималась легко и без особой грусти.

Нестранные люди

Словом, жизнь налаживалась и принимала обычный ход. Единственно, что не подверглось изменениям, — мода на французское. Везде слышалась французская речь. В магазинах продавались французская парфюмерия и туалеты. Оставшихся в России французов приглашали гувернерами. И конечно, женщины. Поток любительниц экзотических приключений становился полноводнее. На книжных развалах продавались в изобилии пикантные романы, сочиненные на берегах Сены. Возникало ощущение, что не Россия одержала победу над Францией, а Франция над Россией.

На одном из заседаний ложи Александр Грибоедов, весьма импонировавший Бенкендорфу манерами и остроумием, зло высмеивал увлечение русских заморскими веяниями.

— Мы теряем русский облик. Кухня, одежда, книги — заемное. Постепенно мы превратимся в чью-либо провинцию. Санкт-Петербург превратится в Марсель, а Москва в какой-нибудь Лион или Нант.

— Это уже произошло, — мрачно поддержал его полковник Пестель.

Беседа велась, однако, по-французски. Перед тем братья пропели песнь, и тоже на французском языке. Бенкендорф им возразил: