Папа отпустил его с миром. Болел Бенвенуто долго, но все время «продвигал модели этой самой работы, с каковыми я создал самые красивые вещи и самые редкостные измышления, какие я когда-либо создавал». Тем временем ненавистный Сальвиати, теперь он стал легатом в Парме, присмотрел там ювелира по имени Тоббия. Этот самый Тоббия был схвачен как фальшивомонетчик, его присудили к виселице или к костру, но Сальвиати отсрочил его наказание. Тоббия был простой малый, в темные дела ввязался по глупости. Сальвиати не был таким тонким ценителем искусства, как папа, поэтому он с чистой душой написал в Рим, что нашел лучшего в мире ювелира, который поможет «сбить великую спесь с нашего Бенвенуто». Папа ответил – везите вашего мастера.
Тоббия приехал в Рим, и ему тут же устроили состязание с Бенвенуто. Нужен был достойный подарок для Франциска I в честь свадьбы Екатерины Медичи и Генриха Валуа. По случаю в руки папы попал «рог единорога» (во как! Словно зуб дракона). «Прекраснейший из когда-либо виденных, этот рог был куплен за 17 тысяч дукатов». Прежде чем подарить, папа хотел украсить этот рог золотом, придать ему вид. Тоббия и Бенвенуто должны были сделать рисунки. Тоббия сделал рисунок «в виде подсвечника, на который, подобно свече, натыкался этот красивый рог, а из подножия он сделал четыре единорожьих головки самого простого измышления, так что, когда я это увидел, я не мог удержаться от того, чтобы осторожным образом не усмехнуться». Рисунок Бенвенуто был иной: подставкой для рога была голова единорога, а кто знает, как он выглядел? «Я сделал самую красивую голову, какая только видана; причиной этому было то, что я взял частью облик конской головы, а частью оленьей, обогатив прекраснейшего рода шерстью и другими приятностями». Даже в описании видно, что рисунок Бенвенуто больше соответствовал общей идее. Но здесь выступили «некии весьма влиятельные миланцы», они присутствовали во время спора. Миланцы дали такой совет:
«– Всеблаженный отче, ваше святейшество посылаете этот великий подарок во Францию. Знайте же, что французы люди грубые и не уразумеют превосходства этой работы Бенвенуто; а такие вот сосуды им понравятся, каковые и к тому же сделаны будут быстрее».
Так и решили. Бенвенуто пусть доделывает свою чашу, а Тоббия будет украшать единорожий рог. Для Бенвенуто это был удар, он не привык проигрывать. Папе очень понравился совет миланцев, он хотел скорее получить свою чашу.
Обиженный Бенвенуто завел прежнюю песню: я давно бы окончил эту чашу, если бы ее надо было делать «из другого вещества, а не из золота». Дайте золото, будет чаша. Ведь нельзя испечь хлеб, не имея муки! Слова эти Бенвенуто передал через посыльного. Папа обозлился страшно и два месяца не вспоминал о Бенвенуто, а тот, между прочим, «с превеликой любовью» работал над чашей.
Страсти накалялись. Весь ватиканский двор с нескрываемым удовольствием наблюдал за состязанием в упрямстве понтифика с безумным ювелиром. Помпео помните? Того самого придворного ювелира и родственника любимого слуги папы. Изо дня в день эти двое объясняли всем желающим слушать, какой Бенвенуто бездельник и негодяй. Говорили они это и папе Клименту и между делом дали совет: «Отнимите у него монетный двор, может, тогда у него будет больше времени для работы над чашей, и он закончит работу». Сказано – сделано. Сообщать о том, что Бенвенуто лишился важной и денежной должности, отправился сам Помпео. Этот пронырливый человек, как говорят на Руси, был «в каждой бочке затычка». Бенвенуто он ненавидел, поэтому нес плохую весть с удовольствием. Зависть – страшная штука! Бенвенуто не удивился известию.
– Скажите его святейшеству, что он отнял монетный двор не у меня, а у себя, и если его святейшество захочет мне его вернуть, я ни в коем случае не возьму его обратно.
Злополучный посыльный живо описал во дворце реакцию Бенвенуто и «кое-что добавил ртом от себя». Прошла неделя, и Помпео опять пошел к Бенвенуто (как в сказке, честное слово: «Третий раз старик направился к морю…»).
– Их святейшество велел сказать тебе, что не желает, чтобы ты окончил эту чашу, а требует, чтобы ты вернул ее обратно в том виде, до которого ее довел.
Здесь Бенвенуто взъярился:
– Это не монетный двор, который можно было у меня отнять. Те 500 скудо, которые я получил от папы, я немедленно верну, но чаша – это моя работа, она принадлежит мне по праву, и я сделаю с ней все, что захочу.