Бердяев

Первая статья – «Конец Ренессанса (к современному кризису культуры)» – содержала мысль (общепринятую сегодня), что с началом первой мировой войны тот период истории, который называется Новым временем, закончился. Закончился он и в культуре, – человечество, по мысли Бердяева, переживало конец Ренессанса: «на вершинах культуры, в творчестве, в царстве искусства и царстве мысли давно уже чувствовалась исчерпанность Ренессанса, конец целой мировой эпохи»[408]. Если начало эпохи Ренесанса было заложено в христианских основах средневековья, то затем «свободная игра человеческих сил» привела к противоречиям с этими основами. Благодаря Ренессансу и вслед за ним установилась нехристианская по своей сути эра новой истории. Новое время поставило человека в центр Вселенной, освободило человека внешне, но лишило его внутренней духовной дисциплины и зависимости от всего «сверхчеловеческого». В результате к 19 веку гуманистическая культура практически исчерпала себя, развив все человеческие потенции, которым давала простор, но потеряв накопленную в предыдущие века веру в сверх-задачу человеческого существования. Наступила эпоха разочарования. Типы монаха и рыцаря с их сильной самодисциплиной уступили место типам торгаша и шофера с тем, чтобы далее уступить место типу комиссара, во имя «народа» тиранящего народ.

В этой большой статье у Бердяева появляется тема «нового средневековья» – так он назовет свою будущую, одну из самых известных на Западе, книг, которую уже начал тогда писать. Когда-то его товарищ по ссылке А. Богданов назвал так свою статью, где он критиковал позицию Бердяева в сборнике «Проблемы идеализма». Для марксиста Богданова ассоциирование позиции Бердяева со средневековьем казалось, конечно, убийственно-негативным. Но это словосочетание появляется потом в работах Бердяева – уже в позитивном ключе, как задача развития. Речь шла о возрате к духовным, христианским началам культуры, о восходе «солнца нового, христианского Ренессанса».

Вторая бердяевская статья – «Живая Церковь» и религиозное возрождение России» – продолжала ту же тему христианского возрождения, но на материалах российской действительности. Формально – речь шла о движении обновленчества, возникшем после революции 1917 года в российской православной церкви. «Обновленцы», выступая за упрощение богослужения, демократизацию церкви, имели большой «успех» – около половины приходов в России середины 20-х годов находились в подчинении обновленческих структур. Сама идея опоры на простых прихожан, реформирования церковной жизни могла бы вызвать понимание и поддержку у Бердяева, – ведь не так давно он сам примыкал к «новому религиозному сознанию»! Более того, даже в конце жизни, рассуждая в «Самопознании» о своей религиозной позиции, он написал: «Я всегда особенно хотел реформации»[409]. Но Бердяев понимал, что привилегированное положение клира «Живой церкви» не могло быть даровано властью из альтруистических побуждений, что слухи о том, что многие священники этой церкви – агенты ГПУ, оправданы. В этом убеждал его и личный опыт: он описывал в воспоминаниях, как во время своего последнего ареста и хлопот с высылкой, видел на Лубянке «обновленческих» священников, даже епископа Антонина, которые чувствовали себя там как «свои». На деле «обновленцы» использовали идею изменения церкви (почерпнутую, в том числе, из духа Религиозно-философских собраний начала века) для раскола и отстранения патриарха Тихона, то есть для вполне опредленных политических целей. Движение обновленчества было поддержано властью в обмен на лояльность. «Живая Церквь» же была одной из наиболее крайних групп в рамках обновленческого движения, и Бердяев относился к «Живой Церкви» резко отрицательно.