Лес, Атлантический океан, песчаные дюны, – место было удивительно красивым, но ничто не радовало. Бердяевы хотели избежать оккупации, а этого не удалось: в Пила очень скоро оказалось большое количество немецких войск. «Мы живем в лесу в небольшом деревянном домике, – сообщал Николай Александрович Ирине Павловне 14 июля. – Воздух тут чудный. При других условиях тут было бы очень хорошо»[544]
. Бердяевы провели в Пила около трех месяцев, надеялись осенью вернуться к себе в Кламар, хотя уверенности в этом, конечно, не было. Там были книги, знакомые, привычная жизнь и – врачи. Все трое опять по очереди болели, – сказывался пожилой возраст. Николай Александрович страдал от сахарного диабета, его мучил опять возникший трахеит, бывали головокружения. При отношении к болезням, которое было для него характерно, все это действовало на Бердяева угнетающе-депрессивно. Впрочем, Николай Александрович писал книгу (ту, что потом получила название «Самопознания»). Начал он очередную главу такими словами: «Я начинаю писать эту главу в страшные и мучительные дни европейской истории. Достаточно сказать, что это июнь 1940 года. Целые миры рушатся и возникают еще неведомые миры. Жизнь людей и народов выброшена во вне, и эта выброшенность во вне определяется прежде всего страшной трудностью и стесненностью жизни»[545]. Мучило Бердяева и то, что Советская Россия играла неприглядную роль в начале войны: в июне советскими войсками за три дня были оккупированы Балтийские государства – Литва, Латвия и Эстония, чуть позже СССР захватил принадлежавшую Румынии Бессарабию. Это огорчало Бердяева и привело его к печальным обобщениям, недаром в одном из писем И. П. Романовой он написал: «В мире такое страшное преобладание зла над добром и тьмы над светом, что традиционное учение о Промысле Божьем, которое повсюду видит действие Божьего всемогущества, требует пересмотра»[546].Осенью Бердяевы, несмотря на оккупацию, вернулись в свой дом в Кламаре. Свежий сосновый воздух Пила оказал на Николая Александровича благотворное воздействие, – он чувствовал себя лучше, перестала кружиться голова, да и кашель прошел. Здесь их ждало горестное известие об аресте Фондаминского в июле 1941 года. Эта новость произвела сильное впечатление на Николая Александровича – Илью Исидоровича с Бердяевым связывали многие годы знакомства и сотрудничества в разных журналах и в России, и в эмиграции, работа в РСХД, тесное личное общение. О смерти Фондаминского в германском лагере в 1942 году Бердяев узнал лишь после войны. Расстраивали и военные вести, – все вокруг обсуждали бомбардировки Англии: после капитуляции Франции Германия вела настоящую воздушную войну против северного соседа. В этой ситуации Бердяева возмущало поведение части русской эмиграции во Франции, которая выступала за сотрудничество с немцами. После оккупации Франции немецкие власти попытались организовать учет русских эмигрантов (начиная с 15-летнего возраста), чтобы контролировать их жизнь. Было создано (как и в самой Германии) управление по делам русской эмиграции, которое возглавил некий Ю. С. Жеребков.
В некоторых кругах эмиграции, особенно среди ветеранов Белого движения, было принято считать, что с властями рейха можно найти общий язык. Но для этого необходимо организационное объединение русской эмиграции, чтобы было кому вести разговор с новой властью. В Париже, вскоре после его занятия германскими войсками, русские эмигранты-националисты приступили к созданию Русского представительного комитета, задачей которого было представление интересов русских, живущих во Франции, у оккупационных властей. Это начинание встретило резкую оппозицию со стороны либерально мыслящих людей, которые и были близки Бердяевым. Но многие эмигрантские организации идею поддержали: Русский общевоинский союз (РОВС), Кружок ревнителей православного государства, Имперский союз, Национально-трудовой союз нового поколения (НТС) и другие эмигрантские объединения высказались «за» Комитет, более того, – от имени Русской православной церкви за рубежом его создание приветствовал митрополит Серафим. РОВС, правда, не сразу решился на сотрудничество с немцами, внутри Союза были расхождения по этому вопросу, но, в конечном счете, это произошло. Новый комитет публично заявил, что его принципиальной позицией является «абсолютная непримиримость к иудо-марксистскому интернационалу и масонству всех толков». Правда, вторым пунктом, вслед за этим, шла речь о «борьбе со всеми силами, мешающими возрождению Национальной России», что, конечно, никак не вписывалось в планы гитлеровского геноцида по отношению к славянским народам, но эмигранты об этом еще не знали…