«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Г.А.Лапкина возразила: «Композиция и развитие сюжета в написанных шести главах произведения не позволяют предположить, что стрелецкий сирота был задуман как главный герой романа. Трудно допустить, что в этом случае Пушкин на протяжении значительной части романа оставлял бы Валериана в тени, заняв внимание читателя другими, второстепенными персонажами. Валериан появляется в романе уже тогда, когда определилась завязка романа, стал достаточно ясен характер конфликта, лежащего в его основе, когда наметились взаимоотношения почти всех действующих лиц»[311]. Исследовательница размышляет о функции образа Валериана в романе: «Валериан – сын стрельца, может быть казненного по приказу Петра (в романе нет никаких указаний на то, что отец Валериана был казнен, это лишь можно предполагать); поэтому Валериан, казалось, должен был бы стать врагом царя и вводимых им новшеств. В этом случае он нашел бы много общего с реакционными представителями боярства. Но стрелецкий сирота принадлежал к той общественной группе, интересы которой всегда были резко противоположны интересам крупной аристократии, и Ржевский верно почувствовал враждебность Валериана и потому назвал его «проклятым волчонком». Для бояр Валериан всегда оставался бы существом низшей породы. Реформы Петра, поставившие ум, личные достоинства выше знатности, давали «волчонку» возможность выдвинуться. И Пушкин, создавая образ потомка мятежных стрельцов, рисует его не как противника царя, а как воина петровской армии, куда он пошел добровольно («тому два года, по его просьбе, записали его в полк»)… К тому же, – продолжает Г.А.Лапкина, – для Валериана это была единственная возможность добиться согласия Ржевского на брак стрелецкого сироты с Наташей»[312].

Среди предков Пушкина были и участники стрелецкого бунта. Вспомним «Мою родословную»:

Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им. (III, 261)

«При Петре I сын его (Матвея Пушкина. – А.Б.) стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Цыклером и Соковниным», – сказано в «Начале автобиографии» (XII, 310).

С учетом этих сведений В. Шкловский предложил свою оценку месту и значимости образа Валериана: «Ржевская, исторически Сарра Юрьевна, дочь одного из любимцев Петра I, была замужем за Алексеем Федоровичем Пушкиным. Алексей Федорович был сыном казненного при стрелецком мятеже Федора Матвеевича, т. е. его положение совпадает с положением Валерьяна. Таким образом, роман должен был изобразить соперничество предков Пушкина»[313]. И далее Шкловский высказал догадку: «Стрелецкий сын» был, очевидно, сыном одного из казненных, т. е. сыном или Соковнина, или Цыклера, или Пушкина, что всего вероятней, несмотря на измененные имена»[314].

Еще один герой романа вышел из «семейственных преданий». Поистине неисчерпаемый источник!

«Коренной русский барин»

Они и в войске и в совете,

На воеводстве и в ответе
Служили князям и царям…

А.С. Пушкин. «Езерский» (V, 98)

«Теперь должен я благосклонного читателя познакомить с Гаврилою Афанасьевичем Ржевским» – так неожиданно от первого лица начинает Пушкин IV главу романа.

«Он происходил от древнего боярского рода[315], владел огромным имением, был хлебосол, любил соколиную охоту; дворня его была многочисленна. Словом, он был коренной русский барин, по его выражению, не терпел немецкого духу и старался в домашнем быту сохранить обычаи любезной ему старины» (VIII, 19).

Несколько ранее, на ассамблее, Ржевский был нам представлен «мужчиной пожилых лет, виду важного и сурового» (VIII, 17).

Образ Г.А. Ржевского, один из самых колоритных в романе, тоже «синтетического» происхождения. Многое в нем взято из «семейственных преданий», кое-что привнесено из истории известных Пушкину старых русских бар (в частности, среди прототипов Ржевского можно указать упомянутого еще Грибоедовым в «Горе от ума» богатого помещика-самодура Л.Д. Измайлова)[316].

Пушкин сообщает читателям, что Гаврила Афанасьевич – вдовец, что единственная дочь его «воспитана по-старинному», и вновь упоминает об «отвращении» Ржевского «от всего заморского».

«Оппозиционный» характер фигуры старого боярина подчеркнут его собственным словами в V главе романа:

«Не приказал ли тебе царь ведать какое-либо воеводство? – сказал тесть. – Давно пора. Али предложил быть в посольстве? что же? ведь и знатных людей – не одних дьяков посылают к чужим государям.

– Нет, – отвечал зять, нахмурясь. – Я человек старого покроя, нынче служба наша не нужна, хоть, может быть, православный русский дворянин стоит нынешних новичков, блинников да басурманов, – но это статья особая» (VIII, 24).