Берег мертвых незабудок

Вальин покачал головой и сказал, что договоры стоит подписывать только на границе земель условно Светлых – верных Незабудке – и условно Темных – верных Чертополоху, так будет безопаснее для всех. Язык едва слушался, ноги дрожали: близился очередной приступ; Вальин выезжал из Ганнаса еще не до конца выздоровевшим. Умывшись, он вскинулся. Эльтудинн неотрывно смотрел на него. Под взглядом, полным лишь тревоги и понимания, было невыносимо находиться. Вальин пробормотал что-то о том, что ему нужно с кем-то поговорить, хотел уйти, но услышал тихое:

– Подожди. Прошу тебя.

Отголосок собственных слов в храме. Он не посмел бы отказать, да и… не хотел.

– Что? – Поняв, что стоять больше не может, он присел на траву, и Эльтудинн тут же, даже слишком спешно опустился рядом. Вальин отстраненно подумал: солдаты, если все же смотрят в их сторону, наверное, недоумевают. Должны были убить друг друга – не убили. Должны бросаться отповедями с расстояния пары вытянутых рук – не бросаются. И почему-то он улыбнулся. А потом задал вопрос еще более нелепый, чем улыбка после такой бойни: – Неужели тебе правда меня не хватало?

Он все еще не чувствовал злости, которую пытался разжечь король, – лишь тоску. В глубине души он сам не понимал, что делает здесь, к какому порядку, а главное, к какому примирению должен призвать. Как вообще призывать к примирению, если не веришь в него? Если понимаешь, что честнее перекатывать на языке вовсе не gan – «бунтарь-предатель», а din – «бунтарь, что борется за справедливость». Din… это слово входило даже в имя врага. И, может, как раз поэтому теперь Вальин не знал, как себя держать. А совсем перестал понимать, услышав все столь же простое:

– Да. – Эльтудинн снова опустил руку в поток. От раны поползли кровавые разводы. – А что насчет тебя?..

Насмехался… или нет, просто вспомнил то, как по-детски Вальин увязался за ним от соляных пещер и как нес потом прощальную чушь, не смея сказать простого: «Я все еще боюсь, и я не понимаю, почему ты веришь в меня».

– Я тоже часто тебя вспоминал, – ответил Вальин. – Особенно когда…

– Храма не стало? – Эльтудинн повернул к нему голову, и лицо все же дрогнуло. – Знаешь… я словно ощутил это. В утешение скажу, что строю новый, по вашему образу, у себя и вообще-то хотел бы позвать к себе ди Рэсов, чтобы они создали нам фрески…

Прозвучало не как просьба, скорее заявлением о своих правах, и это покоробило. Но больше покоробило иное: Эльтудинн рассуждал так, будто ничего не происходило, будто художники могли спокойно и безопасно преодолеть путь от Ганнаса до Жу. По земле, где в каждом городе царило свое настроение и любых причастных к Первому храму могли просто разорвать в клочья? По морю, кишащему тварями, каких там сроду не видели? Или по воздуху? В лучшие дни пироланги работали над летучими механизмами… но разработки забрали с собой, как и все прочее. Захотелось даже рявкнуть все это Эльтудинну, рявкнуть, что никого не отдаст, но нашлись слова намного проще, спокойнее и сильнее. Вальин сказал:

– Старший ди Рэс при смерти. Его сильно изувечили, когда он защищал храм.

«Тот, который ты бросил». Этого можно было не добавлять: слова попали в цель, их тень словно легла на и без того черное, усталое лицо.

– Мне жаль. – Эльтудинн вынул руку из воды и сжал в кулак. – Не думал, что он настолько дорожит этой работой и настолько защищает… справедливость. – Он смотрел только на свои пальцы, явно избегал поднимать голову, губы едва шевелились. Ему, похоже, правда было жаль, и, хотя это ничего не меняло, сердце опять смягчилось.

– Надеюсь, оно того стоило. – Вальин сказал это, даже не осознав: просто не мог больше держать слова в себе.

«Твое бегство. Твое возвышение в Жу. То, как многие сочли, что именно с тобой придут перемены. Твоя золотая корона». Ему ожидаемо не ответили, мерцающий взгляд совсем померк. «Я не знаю», – безнадежно прочел Вальин в едва уловимом движении чужих плеч и, вздохнув, спросил о том, о чем тоже думал, спросил, искренне надеясь услышать хоть что-то, что прибавит происходящему смысла:

– А тела твоих близких и люди, которые тебе навредили… они все…

– Почти, – отозвался Эльтудинн словно с облегчением, и стало вдруг очевидно: он боялся, что после «надеюсь, оно того стоило» Вальин просто уйдет. Даже в его напряженной позе, в закушенных губах это читалось. – Я сделал то, что должен был. Сделал жестоко, не спорю. И, не скрою, воспользовался некоторыми речами и идеями твоего отца, ища союзников. Но то, что случилось дальше… это…