— Да нет, в принципе. Мои родители держали небольшой отель, а поскольку приезжало огромное количество ученых и бригад по очистке, дела у нас шли довольно хорошо. Но у меня было много друзей, чьи семьи действительно пострадали, а некоторые и вовсе потеряли практически все. Вот у моей лучшей подруги родители даже развелись, так как ее отец потерял работу, когда закрылся консервный завод.
— Значит, за этим экспериментом стоит много личного.
Сьюзен возмутил его снисходительный тон.
— Я считаю, что всякое дело, касающееся защиты окружающей среды, близко каждому, кто о ней заботится.
Это заставило Меррика улыбнуться.
— Вы знаете, о чем я. Таких, как вы, много. Ученый в области онкологии, потерявший одного из родителей, страдавшего от лейкемии, или парень, ставший пожарным, так как однажды в детстве пожар случился в его доме. Вы вступили в схватку с темной стороной вашего детства.
Сьюзен ничего не ответила, и Меррик понял, что был прав.
— Нет ничего плохого в том, что ваше прошлое подвигло вас на данный эксперимент, как заставило других бороться с раком или пожарами, а в вашем случае — с кошмаром из детства. Вы, тем самым, целиком и полностью отдаетесь вашей работе, в отличие от тех, кто старается лишь ради денег. Я рад за вас, и, судя по успехам, думаю, вы на верном пути.
— Благодарю, — робко ответила Сьюзен. — Работы еще предстоит очень много, ведь маленький образец в пробирке экспериментатора — ничто по сравнению с огромным нефтяным пятном.
— Воплощайте ваши идеи — все, что я могу сказать. Повинуйтесь любым их капризам.
Из уст любого другого эти слова прозвучали бы банально, но Джеффри Меррик произнес их с искренностью и очень убедительно.
Сьюзен подняла глаза впервые после того, как он вошел в лабораторию.
— Спасибо… Джефф. Это много для меня значит.
— Кто знает, что там впереди. Когда мы запатентовали наш сероочиститель и оказалось, что сера все равно попадает в воздух, я остался не у дел. Может, вам удастся спасти мою репутацию.
Выходя, он улыбнулся.
Когда он ушел, Сьюзен, надев перчатки, взялась за своё детище. Достав пробирку, она снова наклонила ее. С момента реакции прошло где-то около десяти минут, и теперь вода на донышке мензурки словно приклеилась к стеклу. И только опрокинув пробирку, Сьюзен добилась того, что жидкость начала медленно стекать к краям, будто охлажденная патока.
Перед глазами у Сьюзен вставали мертвые выдры и чайки, и она с еще большим усердием принялась за работу.
Глава 3
Когда-нибудь джунгли все-таки проглотят покинутую плантацию и пирс, что на триста футов пролегает вдоль берега реки. Главная станина этой пристани, в миле от берега, уже уступила разрушительному воздействию природы, стены и основание прогнили, а растительность стала ее полноправной обитательницей. Это было лишь делом времени. Пристань размыло, а огромных размеров склад, находившийся на берегу, практически разрушился: уже давно его крыша прогнулась, и теперь всю металлическую конструкцию сплошь испещрила ржавчина. Это покинутое всеми место, взятое под опеку призраками, не могло оживить даже мягкое серебристое сияние убывающей луны.
Массивное грузовое судно, рядом с которым даже склад казался карликом, медленно приставало к пирсу. Корабль сносило сильным в этих местах течением, и река пенилась от мощной работы двигателей, старавшихся не позволить кораблю уйти вниз. Требовалось немалое мастерство, чтобы под напором этих пользующихся дурной славой потоков и коварных водоворотов Конго удержать судно на месте.
Прижимая рацию ко рту и размахивая свободной рукой, капитан приблизился к правому борту корабля, чтобы корректировать действия рулевого и машиниста. Дроссели были сдвинуты так, чтобы сохранить данную позицию судна длиной не менее пятисот шестидесяти футов.
Группа солдат в рабочем обмундировании с палубы наблюдала за этой трудоемкой операцией. Все они, кроме солдата с внушительной кобурой у бедра, были вооружены автоматами «АК-47». Он похлопывал по бедру кожаным хлыстом для верховой езды и, несмотря на темень, что окружала их, развлекал себя тем, что рябил им отражавшиеся в воде тени моряков.
Капитан был крупный чернокожий мужчина в кепке, скрывавшей бритую голову. Мышцы груди и рук проступали сквозь белую униформу. С ним на мостике стоял еще один человек: несколько ниже и не такой мускулистый, но казалось, что командовал на корабле именно он. Власть и могущество исходили от его внимательных глаз и от свободной манеры держаться. Поскольку оба они стояли на мостике, что примерно на три этажа возвышался над остальными, услышать их разговор не было никакой возможности. Капитан подтолкнул своего помощника, который, казалось, был более увлечен созерцанием группы вооруженных солдат, нежели опасным маневром корабля.
— Сдается мне, наш мятежного духа капитан принципиально передал командование?
— И занялся более насущными делами: хлыстом и тенями, — согласился тот.