Берег скифской мечты. Том 1. В тени затмения

Большие глаза нефритового оттенка, полные наивного ожидания чуда, необузданного стремления увидеть в обыденной жизни интересное и необычное, тонкая, твердая рука, умеющая держать меч и поводья лошади. В каждой общине есть люди с исключительным характером или необычными способностями. Такой была и Асия, «душа моря» – говорили про нее селяне. Будучи ребенком, она любила уединяться и бродить по морскому берегу, собирая ракушки и цветные камни, а потом выкладывать из них во внутреннем дворике замысловатые фигурки. На окрики родителей и старших детей и сама не смогла бы сказать, о чем именно она задумывается. Простор неба от голубого до индиго, сине-зеленая даль моря и степь, меняющаяся с бурого цвета к малахитовому через изумрудный, представлялись ей живыми, исполненными невыразимой тайны, притягательными своим простором. Степные пастухи делали звонкие свистульки для своих детей, были такие игрушки и у Асии. От моря недалеко добежать к родному селению Птэхрам с полями проса и пшеницы вокруг. Они отделены небольшим оврагом и густым дубово-ольховым пролеском от дикого скифского поля. Таврическая степь живет своей жизнью, смешными прыжками передвигаются куланы, прокладывая свои дорожки в густых травах полыни, белой шандры, зверобоя, чернобыльника. Все тянуться к воде, возле холодного ключа всегда людно – здесь запасаются водой несколько селений Западного побережья, в сырой земле прорыт дренаж и вода стекает в деревянную колоду, чтобы лошади и домашний скот могли утолить жажду. По ночам к ключу прибегают волки и лисы, остатки дикой трапезы – куски от разодранной туши кулана или сайги, которые не успели убрать жители деревни, наполняют воздух сладковато-приторным запахом. Негласное правило обязывает первых водоносов приходить с инструментом и очищать территорию по всему периметру возле ключа до зарослей ивняка, значит, сегодня здесь еще никого не было. Узкие дорожки уходят от источника к селениям, одна более широкая с многочисленными следами лошадиных и воловьих копыт тянется за стройные тополя в сторону Неаполиса и дальше в Феодосию и Пантикапей.

Асия всегда созерцала небо; даже тогда, когда ее умелые руки делали привычную работу, носили воду, готовили еду в медном казане рядом с домом, она даже что-то отвечала брату, но всего этого обыденного, как будто, и не было, девушка видела только голубую высь с быстрыми белыми облаками. И только на западе, так некстати, появилась лохматая черная тучка, она была столь несуразна и так чужда безмятежной лазури, что не хотелось ее замечать. Но это черное небесное пятно разрасталось, увеличивалось, притягивая к себе светлых спутниц и окрашивая их в темные цвета, и, наконец, затянуло пол горизонта, накрыв и заходящее солнце – ночь наступила быстро.

Ночью девятиметровые волны накатывались на Западное побережье Тавриды, сметая все на своем пути. Утром стало ясно, что от деревянной сторожевой башни, той, что была недалеко от воды, не осталось и следа. Бушующая стихия затопила дороги, ведущие в Керкинитиду и Херсонес, морской прилив подступил к самому подножью холма. На самом же возвышении ветер был столь сильным, что опасно было выходить из домов. В то утро жители Птэхрама опасались выпускать овец и коз из сараев, женщины и дети с охапками хвороста выбирали место, где можно разжечь костер. Порывы ветра рвали пламя на лоскуты, уцелел лишь один огонь с юго-восточной стороны, в низине за холмом – здесь и сосредоточилась женская половина селения.

Когда стал стихать ветер, примчался Олгасий в своем великолепном, бордового цвета с янтарной отделкой, теплом, запахивающемся кафтане, который (кто бы мог подумать), может давать столько тепла и, как жаркая печка, согревать закутавшихся в него двоих влюбленных. Они стояли на каменных тумбах, служащих разграничительными знаками между селением и пшеничными полями, беспорядочно чередующими в непогоду все оттенки коричневого цвета, начиная от почти черного до желтого, и смотрели на море. Непроглядное серое небо над ними на горизонте стало проясняться, разделяясь на черно-синих небесных увальней, висящих неподвижно, и бело-медовых ловкачей – облачков, непрестанно меняющих свою форму и местоположение. Все вместе, они создавали сюрреалистическую картину, неустойчивую от нагромождения подвижных сказочных облаков и туч, рисующих будущие события предстоящей бурной жизни молодых людей. Молодые скифы, любующиеся широкой панорамой, не ведают, что в ближайшие дни этим происшествиям суждено начать сбываться.

Юноша не подозревает, как быстро небесные кони, несущие фантастических всадников в шлемах, сойдут на землю, наполняться плотью и кровью, принимая облик живых персонажей. Теперь, как и в детские годы, Олгасий наблюдает, как уходят в походы скифские воины, и многие из них возвращаются с богатой добычей, некоторые не приходят назад вовсе.

Когда ему исполнилось семнадцать, сильная власть скифов в Тавриде начинала клониться к своему закату, но их ойкумена* пока еще процветала.