Берег скифской мечты. Том 1. В тени затмения

С ранней весны возле одноэтажных домов селения, крытых простым камышом, когда бурно кипела работа по уборке навоза, зимнего мусора, чистке кошар и конюшен, появлялся княжеский военный начальник Птэхрама и набирал молодых скифов для пополнения войска Скилура, защищавшего интересы сколотов в низовьях Борисфена*, Ольвии и Добрудже.* Молодой Олгасий – высокий юноша, с крепкой, стройной фигурой привлек внимание опытного воина. Одним из первых он зачисляет юного скифа в новый отряд, который пополнит элитные воинские части царя, где кроме военного дела: искусству сражаться на мечах, борьбы, метанию камней, обучают также греческой грамоте. Отец Олгасия, служивший в войске Аргота, горячо одобряет решение сына, который торопиться в поход, ему грустно из-за того, что он покидает родные места и Асию, а радостно потому, что совсем скоро юный скиф окажется в Новом городе и увидит самого царя Скилура.

Саклаб

Если в природе существует закон, а он существует,

и если он установлен Богом, то праведный человек

не будет пытаться изменять добрые события, ибо

этакое желание эгоистично..

Аполлоний Тианский

Если согласиться с общепринятым взглядом на Малую Скифию того времени, как страну оседлых скифов, которые перешли от кочевого образа жизни, в основном, к хлебопашеству, то самым завзятым крестьянином Птэхрама можно считать Саклаба. Не раз, участвуя в походах Иданта* и Аргота* за реку Танаис*, он был ни единожды ранен в боях с сарматами, потом с танаитами, всякий раз поправлялся. Но после последнего увечья уже не мог быть воином, взял несколько наделов в гиппиконе*от кромки воды напротив моря вдоль дороги, ведущей в Керкинитиду, где, как и другие скифы на соседских полях, стал сеять пшеницу и просо, завел небольшое хозяйство из кур, овец и одной лошадки.

Ветер в тот день и ту ночь был таким неистовым, что от его порывов снесло несколько тростниковых крыш над скифскими домами, в воздухе летали сучья деревьев, иногда порывы поднимали столько грязи, что на несколько мгновений за поваленными деревянными заборами, вокруг селения вырастали новоявленные серо-коричневые стены из песка и пыли. Замешкавшийся жеребенок был поднят в воздух и опущен на землю только возле сторожевой башни. Саклаб предусмотрительно, раньше обычного закончил свои дела, и теперь сидит возле очага и смотрит на дымящиеся лепешки овечьего помета, тепло от которых быстро выдувается наружу, слабо согревая маленькую комнату с низким, неровным потолком. Он так привык к свисту и завыванию стихии, что, кажется, не замечает того, что вместе с шумом ветра в комнату ворвалось живое существо, и теперь оно хозяйничает, передвигая предметы, и с разной силой дует в затылок и спину Саклаба. Буря напоминает о ненадежности любой стены, отгораживающей человека от внешнего мира. Задремав, он не замечает, как среди привычных звуков урагана появляются стуки, напоминающие несмелые удары в дверь. Скиф вскидывает лохматую уставшую голову, проверяет, место на пояснице, где он держит большой железный нож и, отодвинув засов, распахивает створку.

Перед ним в темноте стоит невысокая фигура косматого человека в лохмотьях, босого, одна только грязная кожаная безрукавка, свободно висящая на костлявом теле, может служить для защиты и согревания этого измотанного тела. Не человек – осколок человеческого создания. Видно, что путник не просто голоден, он истощен до крайней степени, избит превратностями долгих странствований и в ночных сумерках напоминает дикого дрожащего полу-зверя, которого долго гнали, пока не загнали почти до смерти.

Саклаб не только удивлен, он смущен и растерян.

– Беглый раб или отчаявшийся человек, пустившийся в бесплодные странствования? Нет, все-таки бежавший раб, – этот короткий диалог с самим собой мгновенно проносится в голове скифа.

Первым его движением было желание прогнать незнакомца – как знать, какую беду может принести в дом этот потерянный человек; но что-то загадочное таится в облике пришельца и вызывает сочувствие. Селянин видит, вернее, он ощущает своим сердцем, что откажи он сейчас несчастному в помощи, и тот погибнет, так явно проступают цепкие крылья смерти за его спиной. Подзабытый закон степи саков – умри, но помоги путнику, просыпается в глубинах скифской души:

– Входи, – коротко молвит он, понимая, что необычному страннику нужна скорая помощь.

В это время из другой комнаты, выходящей, как и помещение Саклаба, во внутренний дворик выглядывает девочка, лет одиннадцати – двенадцати, большеглазая, темноволосая, с открытым и добрым выражением лица, настолько похожая на хозяина дома, что в ней сразу можно узнать его дочь.

– Принеси молока с хлебом, пшенную кашу, что осталась в очаге, не забудь! – командует он, и девочка быстро исчезает, оставив приоткрытой дверь, из-за которой плач грудного ребенка достигает ушей странника.