Берег Стикса

И Римма – чудная, чудная тётка! Когда Антон позвонил Ларисе, чтобы рассказать про медиума, она болтала с ним целых полчаса и даже один раз рассмеялась. И он к ней уже три раза, заходил, сама ведь звала. И вот сегодня он напросился и она разрешила, хотя это против их общих правил. Даже, можно сказать, хотела, чтобы он пришёл.

Чтобы поговорить о Вороне. А потом выставила.

Антон плёлся по грязному тротуару к дому Риммы, не обходя луж и комков раскисшего в слякоть снега. Воронов, живой или мёртвый, стоял у него на дороге, по-прежнему стоял у него на дороге.

Римма тушила капусту. Капустный запах стоял не только в квартире, но и в подъезде – Антон учуял его ещё на лестнице. Дверь открыл Жорочка.

Жорочку Антон по непонятной причине недолюбливал. Мерещилось в нём нечто неприятное, хотя был Риммин сын существом очень добрым и кротким, и никогда не повышал голос, и всегда улыбался. Скорее всего, причина такого непонятного неприятия была в том, что Жорочка всё время находился поблизости и либо говорил о вещах, даже для Антона до тоски заумных, либо просто пожирал глазами. Почему-то не нравилось Антону, когда Жорочка на него пристально смотрел. Вот и сегодня – Антон пришёл поговорить с Риммой, а Жорочка притащился на кухню, уселся в углу на табурет и уставился на него, как на экран телевизора. Будто на Антоновом лице детектив показывали.

Но приходилось мириться. Что тут сделаешь?

А Римма, повязанная фартуком в голубую клетку поверх малинового бархатного платья, задумчиво созерцала капусту в глубокой сковороде с антипригарным покрытием и говорила:

– Я, конечно, могла бы предложить тебе приворот, Антоша. Но ты сам должен понять – это всё-таки нарушение естественного порядка вещей, попытка исправить карму. А к чему ведут такие вещи, очень тяжело предсказать. Тем более, если речь идёт о такой женщине.

– Да я и не думал, – заикнулся Антон. Римма хмыкнула.

– Знаешь, милый, я же не без глаз. Я прекрасно вижу, что эта девица тебе не безразлична – и не вполне естественно. Ты подумай, – продолжала она, помешав капусту лопаточкой, отчего запах усилился, – ну что общего между тобой и этой особой, курящей, пьющей, циничной, холодной и себялюбивой? Я просто удивляюсь, как она сумела не начать колоться вместе с этим своим гопником, который на тонком уровне превратился в настоящую тварь.

– Да он был не гопник, – попытался возразить Антон. Римма закатила глаза.

– Послушай меня, Антоша, я тебе в матери гожусь. У тебя есть талант, но ты предпочитаешь не видеть то, что для всех кругом очевидно. Она тебя использует, и использует именно для всей этой мерзости. Ты веришь, что она общалась с этим духом?

Антон пожал плечами.

– Он воздействует на неё, – Римма посыпала капусту чем-то серым и остро пахнущим из баночки в горошек. – Девица уже просто кукла для чёрных сущностей, её душа выгорела… а тобой она питается. Сосёт энергию. Причём это так давно началось, что ты уже привык. Ты от неё зависим, Антоша. С этим пора кончать.

Антон машинально покачал головой.

– Не спорь, – сказала Римма. – Эта девица – энергетический вампир. Хочешь капустки?

Антон снова потряс головой. Ему было тоскливо.

– Она полезная, – сказала Римма, накладывая капусты на Жорочкину тарелку. – Я о капусте говорю. А твоя Лариса… Ты же сам составлял ей натальную карту. Неужели тебе это ничего не объяснило?

Антон с отвращением посмотрел, как Жорочка ест капусту. Заглянул в чашку с жидким травяным чаем, которую Римма поставила перед его носом. Ему хотелось котлету, но при Римме поедание мяса не обсуждалось вообще, а поедание мяса в пост – в особенности. Антон вздохнул. Римма присела за стол и принялась изящно кушать капусту.

– Сегодня у меня будет гость, – сказала она, жуя и поглядывая на часы. – Молодая женщина, разведённая, на которую навёл порчу бывший муж или кто-то по его заказу. Я предложила бы тебе остаться. Ты дождёшься конца сеанса, а потом мы подумаем, как избавить тебя от энергетического вампира. Хорошо?

Антон кивнул. Ему было грустно. Хотелось защищать и выгораживать Ларису вопреки очевидным фактам, вроде гороскопа и её чёрной ауры. Антон поймал себя на безумной мысли, что почему-то хочется защищать и выгораживать и Ворона тоже – хотя бы в том, что он уж точно не был гопником. Но Римма говорила вещи, справедливые в целом – и нелепым казалось цепляться за частности.

И было интересно взглянуть, как снимают порчу.

Поэтому Антон не стал ничего говорить. Он просто сидел в хорошенькой, чистенькой кухоньке Риммы, давился чаем с привкусом затхлого сена и бездумно рассматривал банки с какими-то сушёными травами, холодильник с экологической эмблемой на дверце и овёс, прорастающий в тарелке на подоконнике. А Римма мыла тарелки из-под капусты, снимала передничек и подкрашивала губы тёмно-коричневой помадой.

А Жорочка говорил, улыбаясь губами в подсолнечном масле: