Берег Стикса

– Человек должен всё делать правильно. Он должен жить правильно, питаться правильно, думать правильно и верить в правильные вещи. Тогда он будет жить долго и здоровым. Вот у тебя такой мрачный вид, Антоша, а это нехорошо. Человек не должен унывать. Человек должен всё время радоваться. Ему же дана жизнь – он должен быть благодарен за это высшим силам…

– Ты капусту любишь? – спросил Антон и сам не понял, почему это с языка сорвалось.

– Капуста – это правильная пища. Здоровая, – сказал Жорочка и снова улыбнулся. – Мамочка неправильную пищу не готовит. А любить надо не еду, а себя и людей.

Антон кивнул. Но ему всё равно было невесело. Любопытно, интересно – но не весело. Впрочем, надо сказать, что Антон и не считал себя идиотиком, веселящимся от одного вида показанного пальца. Просто повода не было веселиться.

В дверь позвонили, и Римма пошла отпереть.

Антон понял, что нужно перебираться в комнату. Ему отчего-то стало немного не по себе.

– Жора, – спросил он, притормозив, – а я твоей маме работать не помешаю?

Жорочка улыбнулся. Его губы всё ещё блестели.

– Я же ей не мешаю, – сказал он. – Мамочка говорила, что у тебя энергетика чистая и аура хорошая, а, значит, её астральный наставник будет ей при тебе помогать. Ты же уже видел спиритические сеансы – какая тут разница?

Антон вздохнул и ушёл в комнату. Жорочка притопал следом, сел в кресло в углу и, улыбаясь, уставился на гостью. Это была выцветшая женщина с серым измученным лицом. Римма выглядела рядом с ней совершенно кинозвёздно, вернее – будто Римма существует на некоей цветной плёнке, а женщина – на чёрно-белой. Римма сказала, что женщина молодая, но Антон подумал, что ей уже лет сорок пять, не меньше. И ещё Антона поразил белый эмалированный тазик, стоящий под столом на роскошном мохнатом ковре в Римминой гостиной, и газеты, которыми зачем-то застелили стол.

– Вы принесли, милая? – спросила Римма, когда Антон уселся на диван. – Не стесняйтесь молодых людей, они мои помощники.

Женщина кивнула и вынула из большой хозяйственной сумки милейшего плюшевого медведика с красным атласным сердечком в руках. Антон невольно улыбнулся.

– Его вам подарил бывший муж? – спросила Римма, беря игрушку в руки с таким отвращением, будто это была дохлая змея.

– Да, на день рождения, – торопливо, нервно ответила женщина.

Римма вздохнула.

– Я всё время повторяю, Олечка, лапочка моя – осторожнее с подарками. Даже друг может подарить что-нибудь необдуманно и причинить вред, а уж…

– Мы вроде довольно мирно так… – пролепетала женщина. Антона поразила смесь привычного, надоевшего какого-то страха и усталости на её землистом лице.

– Мирно, – усмехнулась Римма. – Ваши почечные колики – это мирно. И ваша хроническая усталость – это очень с его стороны мило. Хорошо ещё, что он вас не убил. За это его можно поблагодарить. Мне случалось и смертную порчу снимать.

Женщина напряглась и её морщины стали заметнее, будто Риммины слова скомкали её лицо. Антон взглянул на Жорочку и поразился его выражением – жадного, голодного какого-то любопытства.

– Ну, посмотрим, что он вам подарил, – сказала Римма. – Жорочка, подвинь ко мне тазик, милый.

Жорочка бросился двигать. Римма, что-то бормоча, взяла со стола длинный узкий нож с тёмными знаками на светлом блестящем лезвии и воткнула его в плюшевый серый животик. В комнате отвратительно запахло острым и тошным – как запах разворошённого муравейника, только сильнее и как будто грязнее. Римма дёрнула ножом вниз. Из медвежьего брюшка в подставленный тазик посыпалась коричневая дрянь, похожая на гнилые опилки – Антон кашлянул от гадкого запаха, а потом показалось что-то чёрное, волосатое, шевелящееся…

Антон хотел отвернуться, но его взгляд будто приклеился к этому разрезу, из которого выбрался и тяжело плюхнулся в тазик, суча отвратительными щупальцами, какой-то мерзкий гибрид краба, паука и таракана, весь обросший трясущимися волосками…

Женщина глядела, расширив глаза. Её лицо позеленело, щёки подёргивались – и вдруг она содрогнулась всем телом. Бедолагу не просто вырвало – из неё хлынула жёлто-зелёная жидкость вперемешку с клубками шевелящихся иссиня-серых червей.

Антон шарахнулся назад, глотая комок в горле, отвернулся и завалился, уткнув лицо в диванный валик. Его слегка привёл в себя спокойный, снисходительный голос Риммы:

– Ну, Олечка, милая, не надо так нервничать. Всё вышло очень хорошо, видите – всё, что внутри вас поселили, теперь вас оставило. Теперь вам будет лучше.

– Да, да, – лепетала женщина, давясь и покашливая.

– Очень хорошо, моя дорогая. Выпейте водички. Всё прошло.

Антон поднялся и открыл глаза, стараясь только не смотреть на пол. Женщина прощалась с Риммой. Её лицо слегка порозовело и оживилось, хотя страх в глазах стал гораздо заметнее. Зато Римма явно была очень довольна – напоминала маститого нейрохирурга, например, после труднейшей операции, которая окончилась благополучно. У неё горели щёки сквозь пудру и глаза блестели действительно молодо.