Берег тысячи зеркал (СИ)

Сопоставив время, я почти поднимаюсь, но взяв себя в руки, остаюсь сидеть на кровати. Нельзя это продолжать. Нельзя, иначе ничем хорошим это не закончится. Я военный при исполнении, я обязан думать о задаче, а не о женщине, которая лишила покоя. Она украла его, а я превратился в сталкера.

Сжимаю простыни в кулак, ощущая насколько жестока судьба. Она и здесь поиздевалась надо мной. Дала то, перед чем невозможно устоять, в момент, когда я должен выбирать: выжить, или выжить любой ценой.

Пока я борюсь с собой, Имо продолжает допрос:

— И все равно тебя что-то тревожит. Ты бы не стал звонить в такой час, да еще и вовремя работы. Ты же сам предупреждал не переживать, если не позвонишь. Так что случилось?

Случилось? Да, наверное, это произошло впервые за столько лет. Я ощутил, что предатель, и наглый лгун, ведь разговаривая с матерью своей покойной жены, смею думать о другой женщине.

Повернувшись, я сощуриваюсь, замечая, как в окнах напротив загорается свет. Вера… Да, я узнал, как ее зовут сразу в то утро в конференц-зале. И стало только хуже. Теперь у моего предательства есть имя. У моего греха появилось название.

— Сан? Ты вообще собираешься говорить со старушкой, которую разбудил в пять утра?

— Имо… — начинаю, но понимаю, каким лицемерием занимаюсь.

Резко отворачиваюсь, выбрасывая из головы картину за спиной. Это неправильно. Я понимаю, чего хочу, но знаю, что прикоснувшись к этой женщине, действительно предам другую. Такое происходит впервые за все десять лет одиночества. Когда смотрел на женщин, спал с ними, или просто разговаривал, — ни разу не чувствовал стыд. Как любой другой здоровый мужчина, я хочу физической близости. Она была необходима всегда. Но не сейчас… Сейчас я чувствую стыд. Потому что хочу не просто секса с женщиной в окнах напротив. Я хочу ее. Всю, целиком, а не только ее тело. Хочу знать, почему она невольно улыбается, когда меня видит, а потом прячет улыбку, быстро отворачиваясь.

Я запутался в том, что могу себе позволить, а что нет. Контактирую факт, а сам произношу:

— Вы правы, как и всегда, Имо. Мне пора.

— Хорошо ешь. И береги голову. Ты меня понял, Кан Чжи Сан?

— Понял я, понял.

Закончив разговор, жду, когда Имо разорвет звонок, а сам поднимаюсь, как безвольный. Стою примерно минуту, смотря на белые стены в темноте. На них играют тени, а самой большой кажусь я сам. Не могу устоять. Хочу увидеть ее опять, а развернувшись, встаю у выхода на террасу. Глаза быстро находят нужные окна. Я делаю глубокий вдох, осматривая свою знакомую незнакомку.

Почему не кореянка? И почему мне в голову приходят странные мысли о предательстве мертвого человека, когда смотрю на эту женщину? Ответ таится в том, что не искал я все эти годы женщину. Сказал себе, что главное — дочь, и ее чувства. Смотрел на тех, с кем просто спал, и понимал, что Ханна для них не станет чем-то особенным. А я хотел для своей дочери найти мать. Когда не вышло, перестал искать. Нет смысла. Любое желание завязывать серьезные отношения всегда будет зависеть от благополучия Ханны.

Но сейчас то, ведь, все иначе? Почему смотря на эту белую женщину, я забываю даже о дочери? Это пугает. Я слишком забылся.

Вера снимает плащ, бросает его на диван, а следом садится на него и сама. Откидывает голову на спинку и ложится так, словно у нее был точно такой же тяжелый день, как мой. Ухмылка опять касается лица, а за ней из горла вырывается горячее дыхание. Вера вытягивается на диване, ее тело приподнимается дугой, а шея женщины медленно освобождается из плена золотистых локонов. Нежная кожа растягивается, ведомая тем, как крохотный подбородок приподнимается выше. Видимо, Вера действительно устала, если каждое ее движение настолько болезненно медленно.

Знала бы она насколько оно болезненно медленно для меня.

Закрываю глаза, а сам молюсь, чтобы не нашлось никого другого, вот так же следящего за ее окнами. Одна мысль о подобном, вызывает отвращение, а я прихожу в себя. Однако не нахожу сил уйти прочь.

Не могу, потому и стою, как идиот, каждый вечер перед сном у окон, наблюдая за ее жизнью. Да и с утра умом я мало отличаюсь. Делаю то же, и слежу за окнами напротив.

За ней…

Вера поднимается с дивана, а потянувшись, идет в сторону кухни. На ней снова блузка и та, проклятая, юбка. Она в точности повторяет все, что я успел увидеть без одежды. Это приводит в состояние, близкое к голоду. Окна ее апат *(квартиры) широкие, я могу видеть даже то, как она наливает в электрочайник воду. Тонкие пальцы обхватывают его ручку, а я сглатываю комок в горле, потому что чувствую, как напряжение давит, а в паху саднит. Черт. Это дикость какая-то, хотеть женщину так, чтобы, как одержимый паяц, каждый вечер наблюдать за ней через окна. Следить за каждым ее движением, впитывать, как губка, выражение нежного лица, в попытке понять, о чем она думает.