— "Ми-8" и "Су-24". Но разбился на обычном транспортнике на учениях. Оба движка пошли в отказ одновременно. Я даже не успел сориентироваться, когда машина вошла в бочку. Помню только гул, тряску и свист в ушах. Я не удержал бы его никак. Приборы навернулись, а времени не оставалось на то, чтобы выровнять тот металлолом.
— Высота? — сухо спрашиваю.
— По приборам нижний эшелон. Но я уверен, что мы и до этого снижались, не зная об этом. За штурвалом сидели курсанты. Моей задачей был контроль. Но… не выжил никто, кроме троих парнишек, и меня. Из двадцати человек, в живых остались четверо. И это даже не война.
Между нами наступает тишина, которую не хочется прерывать. В ней мы, наконец, понимаем и принимаем друг друга. Как бы тяжело не было воспринимать белых людей, нас с Алексеем связывает нечто другое. Прямо сейчас оно медленно окрашивается в золотистые тона заката.
— Ей не хватает отца. Она так и не поговорила с ним? — Алексей нарушает тишину, а я снова делаю глоток вина, ощущая, как, наконец, расслабляюсь.
— Нет, — сухо бросаю. — Я решил не вмешиваться. Я и так не понимаю порой до конца ее поступков. У вас… иные отношения внутри семьи.
— Он не хотел нашей свадьбы. Надеюсь, в вашу семью он не лезет? — вопрос Алексея вызывает настороженность.
— В каком смысле не хотел? Вера не говорила об этом. О том, что он потом натворил, мне известно, но я думал, что это связано с твоим состоянием.
— Вера и не знает об этом, — Алексей цепко заглядывает в мои глаза. — Не говори ей. Он был против с самого начала. Грезил, что дочь пойдет по его стопам, но Вера выбрала другое. Это едва не убило ее. Теперь я хорошо понимаю, где совершил ошибку.
— Он поступил чудовищно по отношению к тебе. О какой ошибке ты говоришь? Когда я узнал об этом, рассказал ей все сразу. Не хотел скрывать и удерживать рядом, но, видимо, было поздно что-то менять.
— И не нужно, — голос Алексея звучит строго и уверено. — Я бы не позволил ей так жить ни за что. Потому, это судьба, Кан Чжи Сан. Такова моя судьба. Наша судьба. Всех нас. И никто не должен расплачиваться за мою судьбу вместо меня. Тем более, молодая красивая женщина в рассвете сил. Это жестокость и чистый эгоизм, заставить ее ухаживать за таким человеком, как я. У нас не было будущего с того самого момента, как я открыл глаза впервые после катастрофы. То, что я сейчас так хорошо говорю с тобой, и даже улыбаюсь, — ничего не значит. Я не способен дать своей женщине ничего, кроме боли. И я не стал бы ее держать рядом. Я бы лучше сдох, чем наблюдал бы, как она стареет, чахнет и не может даже стать матерью. Так что… ты зря приехал просить прощения, Кан Чжи Сан. Это я должен сказать тебе спасибо, что ты стал тем, кто принес ей счастье, после такого горя. С тобой она изменилась. Она не отказалась от своей жизни в угоду тебе. Она наоборот, добилась всего сама, стала на ноги и показала себя. Со мной, даже со здоровым, она отказалась от всего. От карьеры, от стремлений и своих желаний. Я изначально не подходил ей, Кан Чжи Сан. Видимо, так было суждено.
Удивительно… Это ведь я приехал спасибо говорить, а получил благодарность сам. Как так-то?
— Ты пьешь? — киваю на вино.
— Редко, но могу.
— У нас выражают благодарность иным способом. Наливают спиртное, как дань уважения тому, с кем разделяют выпивку. Могу я тебе налить? — указываю бутылкой на второй бокал.
— Ты все больше мне нравишься. Это плохо, Сан. Я начинаю тебе проигрывать по всем пунктам.
— С такой самооценкой ты не пропадешь, — я наливаю вино, и улавливаю его смешок.
— Хорошо, что ты приехал, — бросает вскользь Алексей, а следом аккуратно делает глоток.
— Я тоже так думаю, — киваю с улыбкой, и допиваю свое вино залпом.
Похоже, у меня появился странный, но очень хороший и новый друг.
Покидая его дом следующим утром, я слышу восторг в голосе дочери, и смотрю в потеплевшие взгляды этих людей. Они не просто приняли нас, как друзей, они сделали все, чтобы я не чувствовал вины. Это поражает, но я действительно перестал корить себя, и понял, что этот разговор, эта попытка расставить все точки, помогла в первую очередь мне.
С этой мыслью я протягиваю руку Алексею, а он крепко пожимает ее, и улыбается.
— Приезжайте все вместе. На отдых. Здесь красивые места, Сан. Мама и Сильвио приглашают вас остаться в другой раз подольше.
Алексей переводит слова своей матери и отчима, а я киваю и благодарю.
— Мы должны порыбачить.
— И нажраться, — добавляет тихо, а я усмехаюсь. — Нет, я серьезно. Я бы не отказался напиться до полусмерти еще хоть раз в жизни. Ты знаешь, как наши мужики рыбачат?
— Наверное, с удочкой, — решаю поддержать шутку, над которой мы смеялись вчера весь вечер на пьяццо у винного магазина.
— Со стратегическим запасом. Я тебя всему научу. Рыбу и в супермаркете по дороге домой купить можно.
Ханна подбегает к нам и Алексей немедленно умолкает, как только замечает, как она, стесняясь, мнется.
— Принцесса хочет что-то сказать страшному дисектикону?
Я издаю гортанный смешок, а Ханна не понимая ни слова, все равно кивает.