Берег тысячи зеркал (СИ)

— Имо, — я не хочу говорить с ней о Вере. Это факт, который подкрепляет растущее негодование. — Это не имеет значения. Я приехал домой на несколько месяцев. В начале осени мне придется снова улететь, и на этот раз, я не смогу даже связаться с вами оттуда. Я беспокоюсь о Ханне, думаю о том, что, пока здесь, должен помочь вам на рынке, отремонтировать лодку, и наконец, закончить ремонт кровли. Мне нужно найти репетиторов, чтобы подготовить Ханну к переходу в среднюю школу. У меня есть обязанности, и я о них помню.

Не помню…

— Чушь, — вторит мыслям Имо, вгоняя в ступор. — Я поступала точно так же, когда пыталась забыть о чувствах. Постоянно напоминала себе, что обязана вырастить дочь, поставить ее на ноги, чтобы люди не смели называть ее бедной сироткой, и насмехаться. Я положила жизнь на то, чтобы удовлетворить чье-то мнение. И посмотри к чему пришла. Если бы не Ханна, я бы так и сохла в этих стенах, провонялась бы рыбой, не стала бы смотреть в будущее. Потому что одиночество, сынок, оно убивает. Оно уничтожает человека изнутри именно холодом. Самый несчастный — всегда одинокий. Но у меня есть вы, а значит, есть смысл, такого оболтуса, как ты, колотить каждый раз, когда он, рискуя жизнью, снова и снова убивает себя изнутри. Тебя поколотить прямо сейчас?

— А что, если ты не нужен этому человеку? — срываясь, я резко отвечаю, улавливая удивление Имо.

— Она совсем глупая? Или слепая?

Горько усмехнувшись, я разливаю макколи по пиалам, и тихо говорю:

— Я впервые нарушил приказ, омони*(матушка). — И впервые называю вас так, не чувствуя больше стыда. Видимо, я действительно больше не привязан к Бон Ра. Больше нет. Все перечеркнула одна единственная ночь. — Нарушил осознанно, и бесстыдно. Потом простил едва ли не ложь, которую таковой трудно назвать, как и мое прощение — полная чушь. Ее боль расставила все по местам. Наверное, сперва я считал, что это помутнение, а потом просто холил мысль, что жалость подтолкнула нас друг к другу. Но… — я поднял взгляд, и закончил. — Нет. Это не жалость, и то, что я скажу, не понравится вам еще больше. Она белая, омони. Но хуже всего, что я влюбился в женщину, с которой нам никогда не быть вместе. Это невозможно, еще и потому, что она замужем. И раз сбежала молча, не оставив и следа по себе, — я ей не нужен. Либо она стыдится того, что произошло между нами.

Выпиваю залпом макколи, хватаю палочки и опускаю в рот два больших куска мяса. Можете гордиться мной, омони. Я схватил комбо по части предрассудков нашего общества. На языке горечь, а внутри пусто. Проклятье. Я ненавижу открываться и впускать в свои мысли, даже Имо. Все и всегда держу в себе, а теперь, из-за подобной откровенности, киплю, как турбины перед взлетом.

— Замужем? — глаза Имо, ожидаемо, округляются от шока. — Ты с ума сошел? Небо, мальчик мой. Я не это имела ввиду, когда…

— Ее муж калека. Он летчик, Имо. Так же, как и я. С той разницей, что я жив, а он почти мертв. Лежит, как овощ, прикованный к постели. Вот почему вы видите впервые в моих глазах страх. Я увидел воочию будущее моей возможной женщины. Увидел вживую, что такое для любящей женщины потерять своего мужчину. Это странно, но именно это и толкнуло нас друг к другу. Ее боль… Потому она и сбежала, — закончив шепотом, снова возвращаюсь к еде.

Имо не отвечает. Она смотрит, как я ем, и молчит еще несколько долгих минут.

— Ты знаешь, чем мы отличаемся от них, сынок? — она медленно вертит пиалой в руке, смотря на мутное спиртное, как на круги на воде.

— Понятия не имею, — сухо отвечаю, продолжая есть. — Вероятно, всем.

— Отношением к чувству стыда, — тихо произносит, а я снова замираю. — Однажды, в нашем порту пришвартовались два американских корабля. Еще во времена моей юности. Перевозили что-то, а у нас остановились на стоянку. Мы привыкли к ним. Их военные были постоянно рядом. Тяжелое время мы пережили, сынок. Я была очень юна. Послевоенное и болезненное время. Отец Бон Ра старше меня на пятнадцать лет. И вышла я за него, только, чтобы не умереть от голода и бедности. Но много позже этой истории.

Я обратился в слух. Имо никогда не рассказывала о прошлом. Она намного старше моих родителей.