Берег тысячи зеркал (СИ)

— Могу, — он захлопывает за собой дверь. — Могу и скажу. Твоя мать ни о чем не думала, кроме своих обожаемых иллюзий на бумаге. Она жила в своих проклятых книгах, и точно так же, как ты, верила в инфантильные чувства. Я ей дал все. Закрывал глаза на то, что она губила свою карьеру ученого, ради этих… пасквилей, — пренебрежительно бросает отец. — Кому нужны ее книги сейчас? Кому? Скажи. Они приносят скудный доход, и собрали кучку неуравновешенных поклонников. И это то, ради чего надо было жить? А потом так глупо умереть? Ведь я просил ее в тот день не тащиться в гололед на встречу с редактором. Но у нее в голове иллюзии корни пустили.

Я делаю глубокий вдох. Внутри клокочет что-то такое, чему нет объяснений. Возможно, обида за слова о матери, может и за себя. Однако это чувство явно сочится наружу, и не дает произнести ни слова. Молчаливый гнев? Нет, скорее холодное разочарование. Ни разу, папа не разрешал себе говорить так о матери.

— Я полечу в Сеул, — коротко и лаконично произношу.

— Нет, — возражает отец.

— Да. У него дочь, папа. И она останется сиротой, если Сана посадят из-за моей глупости. Это я потащилась за Полем в тот проулок. И это из-за меня он пошел против приказа. Из-за меня, папа. Разве я могу позволить, чтобы он пострадал, когда попытался защитить меня? Тебя там не было.

— Вера.

— Нет, папа. Теперь ты выслушай меня. Нас едва не расстреляли в упор. Он закрыл меня собой, и едва не погиб у меня на руках. Он мог убить Поля на моих глазах, но он этого не сделал. Взамен, защитил, и вот результат.

— Вера, ты совершаешь глупость, — отец выходит из себя, повышает голос, а я не могу в это поверить.

— И это моя глупость, — отвечаю тем же.

— Такая же, как сидеть два года у койки калеки, который едва дышит? Такая же глупость? Очнись, Вера. Ты превратила свою жизнь сперва в алтарь для одного мужика, а теперь нашла еще один повод проявить свою нелепую жертвенность. И в этом тоже твоя мать виновата. Это она вложила в твою голову, что любовь важнее здравого смысла.

— Я тебя не узнаю. Папа? — убито шепчу, а он умолкает.

Не проронив ни слова, отец выходит прочь, а я впервые ощущаю, что мы стали чужими. Когда это произошло? Что послужило причиной? Как так вышло, что мы перестали понимать друг друга?

За отцом закрывается дверь. Я так и стою посреди комнаты и смотрю на нее. Мысли о его словах, так легко брошенных в лицо, — не дают покоя. Но в какой-то момент, я понимаю, что думаю только об одном — я увижу Сана снова. Это пугает, возбуждает, бросает в жаркий озноб. Оказывается, я жутко хочу его видеть. Хочу, несмотря на то, как поступила, и кем он оказался. Я скучаю, и сама того не замечая, тоскую так сильно, будто мы пара. Но разве это возможно? Нет. Это невозможно.

Глава 9

"Продолжительность существования страсти пропорциональна времени сопротивления женщины в начале отношений."

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю Джеха, но он и не собирается сожалеть о своем поступке. — Я же сказал не впутывать ее в это.

Ему видимо плевать, ведь он даже не слушает. Сидя напротив, молча, смотрит и щурится. Нас разделяет металлический стол, а окружают белые стены. За спиной Джеха массивная дверь, а за ней вероятно конвоир. Они ни на секунду не отходят от камеры. Боятся, что я перебежчик, и решил подставить свою страну под удар. Руководство понять можно. Военный — инструмент, и орудие в их руках. Я безвольный, когда подчинен приказам.

— И что? — я тоже складываю руки на груди, садясь свободнее. — Она согласилась? Я не верю в это.

И это логично. Ведь ее поступок в Париже до сих пор не дает покоя.

— Можешь не верить, но она звонила, и подтвердила, что садится на рейс до Пекина. Завтра Вера будет здесь, и наконец, все встанет на свои места. А ты поймешь, что факта поломки систем борта мало для того, чтобы прижать француза. Британцам на него плевать. Им нужно разыграть карту с его сыном. Так что обвинения Платини в подготовке теракта, не помогут в случае с убийством британского гражданина. А ты хорошо знаешь, что Поль Платини давно не француз. Выходит слишком сладкая комбинация, не находишь пупсик?

— Джеха, — я пытаюсь держать гнев под контролем, но получается слишком хреново. — Я уверен в том, что у него ничего не выйдет. Меня заверил полковник. Зачем ты влез, и ее впутал?

— Да потому что ты с двумя женщинами разобраться не сумел, мать твою, — Джеха выходит из себя раньше, чем я успеваю возразить.