Берег тысячи зеркал (СИ)

— Поплыву. Тут недалеко.

— Не заблудитесь?

— У меня есть маяк, — отвечаю нежным голосом, вкладывая смысл в каждое слово. — Он красиво сверкает на берегу у серого моря.

Сан наклоняется и мягко прижимается ко мне лбом. Тихо дышит, и молча смотрит в глаза, крепко обнимая. Этого достаточно.

— Нужно позвонить Ханне, — ласково трусь о его лицо своим.

Закрываю глаза, и слышу тихий шепот:

— Нужно.

Я зарываюсь в его объятия, и наконец, ощущаю, как глухой стук в груди стихает.

— Пупсик, — услышав дурацкое прозвище, издаю смешок.

Рядом встают Джеха и Кан Мари.

— Чего тебе? — Сан продолжает стоять с закрытыми глазами и обнимать меня. — Никакого покоя от тебя.

— Как это чего? Гони сто тысяч вон.

Джеха подмигивает Кан Мари, а я хмуро осматриваю Сана. Он резко открывает глаза, и зло смотрит на друга.

— Молчи, — предостерегает, но Джеха расплываясь в улыбке, злорадно произносит.

— Ты проиграл.

— Уговор был на неделю.

— Это мелочи. Факт перед нами, и он прижимается к тебе. Гони деньги.

— Что? — я ощетиниваюсь, и холодно осматриваю Сана.

Я прекрасно понимаю, что происходит. Как и Кан Мари, которая багровеет на глазах.

— Так ты вел себя, как осел, чтобы не проиграть деньги? Ты серьезно, Сан? — моему напускному возмущению нет предела.

— Вот. Ключевое слово "осел", невестка. Поколоти его. Привыкай к нашим порядкам. Он заслужил, — Джеха подначивает, но получает сам и от своей жены.

— Вам смешно? Вам действительно смешно? Вы едва не погибли. Вы хоть знаете, что мы пережили с Верой, пока ждали. И вам смешно?

— Эге… Больно же. Стой. Я итак побитый. Ты меня еще хуже покалечишь, — Джеха прикрывается от легких и совершенно наигранных тумаков, а я слышу урчащий смешок над головой.

Поднимаю взгляд, и тут же улавливаю блестящий напротив. Но замираю всем телом от другого. Сан улыбается так открыто, так по-настоящему искренне, что это оглушает. Я видела его таким лишь дважды: в Париже у Монмартра, и дома, когда он смотрел на сверкающие осколки зеркал на берегу рядом со своим домом.

Не знаю, станет ли он эгоистом в будущем. Но уверена, в другом:

Вера, наконец, обрела свою веру.

Эпилог. Сан

Год спустя

— Говорит командир борта "1558". Запрашиваю посадку.

— Борт "1558", посадку разрешаю.

Я выравниваю штурвал, а бросив взгляд в сторону, качаю головой. Джеха продолжает пыхтеть, и злиться.

— На посадке сосредоточься. Не первый раз же. Хватит психовать.

— Конечно, пупсик, — зло отвечает.

Мы заходим на посадку, плавно снижаемся, и так же спокойно приземляемся. Как только самолет останавливается, в кабину входит бортпроводник. Юна мило улыбается, и впускает Ханну. Дочка садится на место Джеха, который хватается за сотовый и выскакивает из кабины сразу.

— Как здесь красиво, аппа. *(Папа) — Ханна восторженно осматривает Миланский аэропорт, и подпрыгивает на сидении. — У нас, правда, целых две недели?

— Нэ, — киваю, а Ханна с блеском в глазах отвечает улыбкой.

Обратно в кабину врывается Джеха, и едва не плача, шепчет:

— Это злой рок? Ну почему, как только я на работе — она рожает. Неужели в этот раз нельзя было подождать?

— Г-х-м… — я прочищаю горло, и кошу взгляд на Ханну.

Дочка рассматривает приборные панели, и только делает вид, что не понимает о чем речь.

— Что ты кашляешь? Я на тебя посмотрю через пару-тройку месяцев, пупсик. Вот потеха будет.

— Папа, возьмет отпуск, а у меня как раз каникулы.

Я издаю смешок, смотря на то, как у Джеха меняется цвет лица. Он бледнеет, понимая, что его осадил ребенок. В этот раз никто не виноват. Просчитать подобное невозможно, даже будучи пилотом гражданской авиации, не связанным присягой.

Джеха улетает первым же рейсом, как только мы оставляем борт на стоянке. Его зафрахтовали, а нам дали небольшой отпуск, который я, наконец, решил использовать для нескольких важный целей.

Во-первых, я дико соскучился по Вере. Она улетела в Париж всего две недели назад, а дом будто опустел без нее. Сперва, я долго привыкал к тому, что теперь стал действительно семейным человеком.

Каждый раз, выходя из спальни по утрам, я замираю в проходе, и опираюсь плечом о косяк. Это происходит действительно каждое утро, когда я дома. В тот момент осматриваю, наверное, одну из самых счастливых картин в нынешней жизни. У стола стоит Вера с Имо, а вокруг спешно носится Ханна. Она собирается в школу, а девочки смотрят любимое ТВ шоу. Вера готовит завтрак для Ханны, а любимая старушка уходит на рынок.

Когда Вера две недели назад улетела, эта картина исчезла, и даже Ханна перестала улыбаться так ярко по утрам. Моя девочка, наконец, решилась назвать ее мамой, а следом привязалась настолько, что даже сейчас в нетерпении разговаривает с Верой по телефону.

— Как ты и просил, аппа, я не сказала омма, куда мы едем. Ты уверен, что аджосси… Он не станет злиться на нас? Не прогонит тебя? — Ханна всегда аккуратно спрашивает о взрослых вещах.

Она так быстро выросла.