Берег ветров. Том 1

Ааду Хинт – Берег ветров

Перевод с эстонского А. Даниэля и А. Борщаговского

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая

Слепой Каарли и его поводырь Йоосеп, сынишка безмужней Анны, охромевший в детстве от падения, шли по береговой дороге к Питканина. Каарли тащил на спине полдюжины плетенных из орешника корзин, а тринадцатилетний Йоосеп - несколько узорчатых лыковых лукошек. Едва светало. По левую руку шумел лес, справа наступали на берег волны. Оттуда, с устья залива, путников обдавал сильный и влажный юго-западный ветер. Поговаривали, что этой весной рыба в заливе есть, авось и им что-нибудь перепадет.

- Кийратскиский Михкель[1] отправил вчера домой полный воз окуней, - сказал Йоосеп.

- Только бы ветер не крепчал, он уж и так норовит помешать тем, кто вышел в море с сетями, - озабоченно молвил Каарли.

- А мережникам в самую пору, - возразил неунывающий Йоосеп.

Хоть разница в их возрасте была в добрую полсотню лет, они толковали как равные.

Слепой Каарли, которого в народе называли еще и Каарли-песельником, зависел от глаз поводыря - шустрого Йоосепа, а тот в свою очередь - от скудных харчей старика, вернее, его Рити (бездетной и бойкой «половины» слепого Каарли). Это связывало их крепче, чем обрывок веревки, на которой маленький, но проворный, как шило Йоосеп водил за собой старого, ослепшего в турецкую войну инвалида.

- Почти все рыбаки с сетями. Много ли их с мережами - кийратсиский Михкель и Матис из Кюласоо, - сказал Каарли

- Ну, а папаша Пууман?

- Станет Пууман возиться с твоими корзинами! У таких хозяев бочки для добра припасены, - вздохнул Каарли.

- А ведь и так говорят: богатый заплатит хоть грош, а с голодным и сам помрешь, - вставил Йоосеп.

- Правда, случается иной раз и так, да редко. А чаще богатый клонится к богатому, бедняк бедняка ищет. У богатого добро высокой волной ходит, он тебя, бедняка, за нею и не приметит, разве что ты-то как раз ему и нужен или ненароком под ноги попадешь.

- Наши корзины хороши всякому, будь он хоть сам рууснаский граф!

- Граф разъезжает по городу Перлину в этой… новой выдумке - аутумубиле, аж дым столбом. Он и не слыхивал о нас и о наших корзинах. Если иной раз и пошлет писульку в наши края, то Ренненкампфу, чтобы денег выслал. Поговаривают, будто Ренненкампф хочет Руусна все целиком с потрохами купить. Этакая пигалица, как ты с твоими корзинами, значит для графа то же, что воробей на сошке для невода.

- Рууснаский граф старая макака, а фон барон шелудивая собака, как говорит лайакивиский Кусти.

- Граф-графом, а макака-макакой, да уж так жизнь устроена на земле, что такие, как мы с тобой, скорее найдут пристанище под крышей бедняка, чем в горницах у богача.

Йоосеп не стал возражать, он и на своей шкуре уже не раз испытал это. А вот ветер, по его мнению, не так уж и силен, как раз впору. Правда, если смотреть отсюда, через Валмескую бухту, море сплошь покрыто белыми полосами, - да разве много сыщется в здешнем краю безветренных дней? Почти весь год гудение и вой. Без ветра стоящая рыба и не войдет сверху, из открытого моря, в рууснаский залив, будь то окуни весной или сиги студеною осенью.

- Кто его знает, откуда он приходит?

- Кто?

- Да ветер.

- Ну, летит себе морем из Швеции или откуда-нибудь подальше, с аглицкой земли.

- От буров?

- От англичан до буров неблизкая дорога. Войны теперь затевают издалека, через полмира друг дружку лупцуют. Вот так же нас взяли и увезли за многие тысячи верст на юг, против турка. Ни ты его, ни он тебя прежде и в глаза не видывали, а вот поди да убивай.

- Но ведь буры здорово разъярились на англичан. Вот как этот генерал Дсевет.

- Буры - особь статья, на них англичанин больно насел. А мне от турок что? Ни холодно, ни жарко не было. Правда, поп здорово выкатывал глазища, размахивал крестом и старался распалить гнев на турок за то, видишь ли, что они веруют в полумесяц и жен держат много. Только я мало что в толк взял из его проповеди: в одно ухо вошло, из другого вышло. Пусть веруют в полумесяц или в дохлую треску, - чем икона лучше полумесяца? Одна чепуха все.

- А все же воевал, хоть и без злости?

- Воевал, пока без глаз не остался. А приказали бы, так и дальше, слепым, еще палил бы. Куда ж ты, душа, денешься! Не станешь стрелять - сам гостинца свинцового получишь, спереди от турок, а сзади от своего же генерала, только заартачься!

- За это ты и получил медаль на грудь?

- На бумаге значится - за храбрость. А по-моему, вся моя храбрость только в том и была, что ротного боялся. В нашей роте, видишь, парня из Хийюмаа расстреляли, уж больно ленив он был убивать. Ну, я и старался палить - аж ружье раскалялось, - пока самому в рожу не угодили, - сказал Каарли и провел ладонью по своей «медали» - шраму от осколка, рассекшего щеку от глаза до щетинистой бороды.

Йоосепу вдруг захотелось поозоровать со стариком, и он спросил:

- А какую медаль ты получил за то, что в бане царя парил?

- Поди попарь, тогда увидишь, что за это положено! - отрезал старик.