Берега дождя: Современная поэзия латышей

Перо взял в руки Фредис пишет
Слово Да и Нет кругом бумага
и Да и Нет (постой Да или Нет?)
одна бумага
(вон у эстонцев есть словцо ни Да
ни Нет а посередке вроде Да и в то
же время Нет)
Да или Нет в башке туман про —
клятая бумага
(скорей чернила: Слово! я нашел
ни Да ни Нет)
есть только Да и Нет (так Да иль
Нет?) бумага все бумага
хохочет Нет трясет козлиной бо —
роденкой береза сохнет брат не при —
шел с войны лиса сжирает гроздь
дон Кемпе близко к сердцу
да говорит бумага Да бушует
брага в колосе хозяйка ставит мага —
рыч хрячок визжит в сарае и рано бу —
дят петухи (есть тыща книг и всюду
Да да Да)
Да Да Нет и бумага.
Ладонь потеет шелушится слово
заика Кемпе ногти сгрыз а Вейне —
мейнен встал в дверях смеется.

Дон Фредерико жалуется

Дон Альфред переводит птичью речь на небесах, какое утро белое, не надо мыть носки и штопать рукавицы, во всем направит Дух, и розы расцветут, и Фредис разучивает лютеранские хоралы, но комом в горле непочатый край работы, в полночь медиумы станут звать к себе, ай, хоть на миг назад, к своим народам, к бумагам брошенным, без дела у меня астральные озябли руки, я заглянул в колодец, но успеть – успел немного, бумаги брошены, уже алеет сад, туман завесил устье, башни тлеют, ты меня узнал и успокоишь в каштане рыжем.
(Дон Альфред мерещится осенним днем.)

Песни и падежи

По волне скольжу.
На одной ноге башмак, на другой баркас.
Подо мной салака, надо мной чайка.
Море что пол вощеный.
Тонул, бывало, от волос и чешуи вал зелен, солон,
быстр, и крепко-крепко пето
(в армии: мотивчик тот же самый, а падеж другой).
Порядком стынул, лгал. Да, зелен, солон, быстр, да.
В любом есть чуточку меня,
во мне любого пропасть.
Порядком пито, ругано.
Над бочками ганзейскими без дна сплошная толща.
(Там песни не в ходу, и падежи.
Нем на немом там.)
Который век с тебя не сводят глаз там
парики на берегу, здесь сельди в бухте.
И слишком мало пето. Задешево
ложились в землю.
(Зелен, солон и быстр.)

Дон Альфредо прощается с незавершенным трудом

Ах, жить не живши, уж стареем, не спрашивая, видишь сам, как, что  ни осень, то быстрее мелькают спицы колеса.
Поют, дерутся, плачут семьи (и брат напрасно брата ждет), был год  весенний, год осенний, но грянет страшный зимний год.
Ни привилегий, ни прощений, ныряет лампочка в патрон, а в круг со  стен сигают тени: шут, черт и ветхий Кальдерон.
Ай, слышу глазом, вижу кожей, кому вершки, кому горшки; на костылях бредет весть божья и волос валится с башки.

Шагами великанов