Берега дождя: Современная поэзия латышей

То жмудский дождь, считаешь? И в нем закаты тают; российские льны стонут, и в них рассветы тонут; пусть улицы углов полны, в конце увидим волны, с лесами мачт над головой, мы – воробьи на мостовой, мы друг для друга пища, один другого ищем.

Поле Оярса Вациетиса

День Яна, о: как хлещет дождь, как губы липнут к чаркам. А в знойном Вифлееме ночи жарки, жарки, жарки. Кого-то вверх, кого-то вниз – что движет нами? Дух же! Сияют на небе огни, что видишь там – звезду же. Твой пласт не перепахан, нет – хоть близок, не укушен. И топью цепкою след в след бредут, стеная, души.

Янис Рокпелнис

Janis Rokpelnis

(p. 1945)

Сорок пять лет назад сборником «Звезда, тень птицы и другие стихотворения» буквально взорвал традицию и канон, после чего к местной системе стихосложения оказалось возможным адаптировать все, что угодно.

А пятнадцать лет назад я назвал Ояра Вациетиса понимателем, Берзиньша – историком и Яниса – музыкантом. Сегодня, как ни пошло это звучит, я готов именовать Рокпелниса «певцом». Арионом – в пушкинском смысле. Его необычайно жесткий, жёлчно искрящийся от собственной сухости слог делается вдруг мягким и грациозным, без капли влажной податливости и надрывно-хамоватого интима, то иронично, то литургично певучим.

У моря

конец, начало – раковины створки
нам нужно выжить между двух огней
не думая про жемчуг; в нашем море
он, знаешь, не растет; зато янтарь
не сын морской, но мокнущее время
ползет, ломая сосны под собой
нас осень заливает янтарем
зима выкусывает равнодушной пастью
и нужно выжить между двух огней
забыть про жемчуг; борозду свою
меж двух захлопнувшихся створок протянуть
не янтарем, не жемчугом – землею

В Риге

Анатолсу Иммерманису

Моя кровь без ошейника ходит
В переулках, где горличий рай.
Я не дам осекаться породе,
Ветром каменным врубленный в край.

Я булыжником взят на поруки,

Кирпичами, что плещут в крови.
У нее, как у уличной суки,
Есть для всех поцелуй по любви.

Ходит кровь без стыда и без чести,

Закипая на каждом огне…
Не сдаваясь, покамест нас вместе
Не поманит к последней стене.

«Из болотной руды ковались мои доспехи...»

Из болотной руды ковались мои доспехи,
а сверху дата изготовления: сегодня.
Кто же копал руду в заветных курземских чащах
и, прикинувшись изготовителем канджи —
иначе как объяснишь эту мифологическую машинерию —
добыл готовую кольчугу, на которой
нет фирменного знака «Herzog Jakob

», но что-тонечитабельно понятное, как пояс из Лиелварде?.. Да, кстати,
обыкновенны эти доспехи: для песен и мотыльков —
дверь нараспашку, зато абсолютно надежны
против пуль и низкопоклонства.

«Все труднее зябликов нести...»

все труднее зябликов нести
для продажи на птичий рынок
эти зяблики тяжелеют
год от года

словно что-то у них на сердце

эта тяжесть ломает весы
эта тяжесть ломает весы
даже те что стоят на бойнях

«Когда его проткнула одна из улочек Вецриги...»