Берега и волны

Домой ехали троллейбусом. Народу битком. Борис Львович, в вельветовом пиджаке с уголочком носового платка из кармана, не отлипал, жался рядом. Толпа прижимала её к нему. Она старалась держаться самостоятельно, но сегодня ей всё удавалось плохо. Хоть плачь.

– К тебе поедем? – Она услышала его запах и сжалась.

– Здравствуйте, Танюша… – раздалось совсем близко. Она дёрнулась вперёд, на голос. Но мешали чужие плечи. Спины. Вскинутые рукава, раскачивающие троллейбус. «Танюша…» – как волна возвратилось и подхватило её.

– Ты что? Знакомые? Где? – Борис опустил голову и прикрыл лицо ладонью. Осторожный.

Она пыталась заглянуть куда-то вперед. Увидела. Незнакомый мужчина что-то говорил сидящей на переднем сиденье девушке. «Не он», – успела подумать.

– Ты что? – переспросил Борис, вытирая платочком пот.

– Ничего. Показалось.

– Здесь никто не узнает?

– А я не боюсь.

Он посмотрел на неё удивленно, будто не узнавал.

– Я – не боюсь, – она повторила это с лёгким вызовом, и он весь напрягся, ожидая продолжения. Она повернулась к нему:

– Тесно. Мне руку прижали. Пусти.

– Пропустите, граждане! Мужчина с ребёночком… – ледоколом протискивался непонятно откуда появившийся Васька. Дурашливо смеялся и сыпал словами, как шелухой семечной: отфутболил под пивасик! Пропустите, дамы, Васю. Вася видит жизнь счастливой, потому что любит пиво! – и махал над головами недопитой бутылкой. Кто-то смеялся, а кто-то ругался, но рука с бутылкой двигалась:

– Не ругайтесь, дамочка – у меня для вас мечта: пригласите Васю в гости – я для дам находка просто! – Вокруг одобрительно загудели, проталкивая рекламу мечты и отодвигая Татьяну от пиджака с платочком. Она вдруг рванулась:

– Вася! Помоги!

– Где? Кто? Которая, дамочки? – Васька не видел её, увлеченный собой, настроением, смехом. Но он уже был и не нужен – она сама пробивалась к выходу.

Выскочила. Облегченно вздохнула полной грудью. За спиной прошумел, удаляясь, троллейбус. Она вдруг почувствовала чье-то присутствие и испуганно шагнула в сторону. Но «кто-то» уже подхватил ее под руку.

– Танюха!

– Фу, Васька! Как ты меня напугал.

– Напугал? Сама меня позвала ведь! А я – всегда… Как пионер! Куда идём?

– Ты меня извини, Вася. Я – сама. Не обижайся. Мне просто убежать надо было.

– От твоего толстого, что ли? Да, видел я его. Глаза – камбала. Чего ты за него зацепилась? Будто мужиков нет?..

– А то есть?

– А я? – глаза его так и сияли в темноте, – и при полной бутылке пива, заметь!

«Сколько у него этих карманов, специальных? И где?» – успела подумать, но уже осмелела:

– Брось, Вася. Рождённый пить – в женщине не нуждается.

– Обижаешь. Это пивасик. Для тонуса. Для иммунитету. От спида. Ха-ха. Спид не спит, Танюха!

– Ладно. Посмеялись – хватит.

– Нет, слушай. – Он вдруг стал серьёзным и заговорил, как другой человек. – Слушай, Тань. Я давно к тебе приглядываюсь. Ты же красивая баба. Умная. И готовить умеешь. Чего ты жизнь гробишь? Тебе же ещё потолкаться надо, а ты, как клуша, в угол забилась. Подумаешь – счастье: столовка полуподвальная.

– Зато столько людей за день…

– Тысяча мужиков и ни одного рыцаря? Глупая. Какой мужчина оценит женщину, разливающую пиво? У которого денег нет. Который «на шару» норовит, бесплатно. За пьяные глазки. Такого ждёшь? Это ещё повезло тебе, что не попалась на крючок. Или – попалась?

– Зачем ты так?

– А как? Сю-сю-сю? Жизнь жесткая! Расслабляться нельзя! Одна расслабилась – десять прокатились! Поняла, дурочка?

Она повернулась и пошла прочь. Но он догнал:

– Извини. Извини, Тань. Я не хотел тебя обидеть.

Она не отвечала, и он продолжал идти рядом и говорить:

– Я же только о работе. Ты на старших своих посмотри – кто рядом? Какие у них мужики? Какие – правила? Кем они становятся и с кем остаются в старости? Со столов прибирают? Из бутылок сливают? Стаканы вылизывают?

– Зачем ты так, Вася? Не все…

– Не все. Я согласен. Прости. Самому этих баб жалко. Я только про силы: это сколько же сил женщине надо, чтобы удержаться. Не спиться. Не опустить свою гордость, красоту не запачкать? Сколько?!

– А ты чего на эту работу пошёл? Пиво дармовое? Тоже – «шаровик», получается?

– Я же временно. Ты, разве, не знала? Я же – моряк в отпуске.

– Ты – моряк? С печки бряк? Не смешите меня. Бутылочник ты. Знаю я вас.

– Ты чего, Тань, не веришь? – Он так обиженно и беззащитно посмотрел на неё, что она сразу поверила. А поверив, вспомнила, что действительно – что-то говорили девчонки. И водолазы со «Спасателя» всегда о нём спрашивали. Он выглядел старше её года на четыре.

– А сколько тебе лет, Вася?

– Тридцать.

– Почему не женат?

– Так – море. – Он снова развёл руками и разулыбался широченной губастой улыбкой. – Море, Танюша.

Будто это всё объясняло. Но для неё это было совсем не понятно. А он продолжал:

– Я в отпуске всегда устраиваюсь на береговую работу. Размагнититься.

– Чего?

– Размагнититься. Среди женщин. И всё такое. Бокальчики-рюмочки. Фигурки точёные… – последнее пропел, полуобняв её, но ей это не было неприятно, она понимала игру:

– И губки медо-овые – я вас полюбил!..