Берега светлых людей

Сарос какое-то время любовался ими, советовался с гвардейцами на предмет того, не помощь ли это грекам подоспела?.. Дружно решили, что нет, обычные разведчики. И Сарос бросил клич-команду флотилии отчаливать: «Обязательно настичь и утопить наглецов!»

Расстояние до маячивших на просторе кораблей было достаточно большим. Посланные на разведку греческие парусники тотчас же поворотили к гавани. Готская эскадра из посудин, размерами много меньших, резала угол, ловя ветер, разгонялась почти вдоль берега. Маленькие паруса похлопали и налились силой морского дыхания. Гладь голубого раздолья серебрилась, мерцала, обманывала зрение возбуждённых зрителей на берегу, которым казалось, что корабли стоят, не движутся. Однако готская эскадра, увлечённая охотой, вскоре превратилась в темнеющие на лучистом фоне точки.

Сарос, согласно готским обычаям, не говоря ни слова свите, сотворил что-то схожее с ритуальным молебном — с вздыманием рук к небесам, с урчанием себе под нос — и, будто забыв про быстроногого коня, изготовив ангон, берегом моря побежал к гавани. Первые шаги — лёгкой трусцой, потом заметно ускорился, словно желая убежать от соратников и вступить в бой один. Готы, обнаружив долгожданный сигнал к атаке, смолкли, опьянели, похолодели. Халаны, стоя на пригорке, совершенно ничего не поняв, продолжали ждать распоряжений Лехрафса. Готская лавина шевельнулась и в молчании разом поскакала-побежала, набычась, за вырвавшимся далеко вперёд Саросом. Конница сплотилась в таран, а пехота, наоборот, рассыпалась.

Лехрафс заворожённо крутил ничего не понимающей головой, смотрел то в море на погоню, то на сухопутный демарш союзников, наконец, грозно призвал своё войско поддержать выступление.

Когда Лехрафс догнал Сароса, тот был уже на коне и призывно пел боевой речитатив в общем готском хоре. «Стройся со своими рядом с моей конницей и не ломайте нам клин! Влетим на валы — пусть твои не останавливаются и стремятся к причалам!» — приказал на скаку Сарос. Царь отъехал к своим.

За невысокими каменистыми валами укреплений в кучевых облаках акаций обнаружилась суетившаяся гавань. В море поспешали две громадные галеры, несколько боевых судов тоже собирались отчалить — поспешно и хаотично.

Расстояние, разделявшее нападавших от открытых подступов перед валами, было пройдено. Никакой кавалерии защитники не выставили. Перед клином приближавшейся к каменным нагромождениям завывающей конницы выросли высоченные фракийцы с луками. Кони готов и халан спотыкались, кубарем катились, подпрыгивали по земле, давя и ломая всадников. «Мирки!» — кричали готы; «Марха!» — вторили им халаны. Оба клича означали «смерть!».

Со спин лошадей атакующие прыгали на большие валуны, цеплялись за уступы под ногами фракийцев и напирали — на спины товарищей, принимавших стрелы и мечи защитников.

Не ввязываясь в рукопашный бой, фракийцы разили противников и отступали плотной шеренгой. Из-за их спин выступали греки с копьями наперевес и кололи, отпихивали оставшихся без своих коней готов и халан. Бой обещал затянуться — позиции оборонявшихся были удобны. Но с незащищённого фланга вдруг появилось конное подкрепление, с криком налетевшее и затоптавшее греков, фракийцев — всех. Далеко на взгорье, на другом берегу гавани, поднялась густая пыль — это уходили халаны, недавно бывшие верными греческому протекторату. Сопротивление было сломлено полностью, и гулкая дробь копыт оживила опустевшие настилы причалов.

А на море вскипело настоящее побоище. Уходившие от погони греческие корабли-разведчики сразу же развернулись для боя, когда из гавани им на подмогу вышли осанистые триремы и другие боевые суда меньших размеров. Многочисленная готская эскадра успела покрыть нужное расстояние вовремя и своею атакой порушить строй убегавших кораблей. Всё на панораме боя быстро смешалось, большие суда оказались облепленными малыми скорлупками неприятеля.

Началась бойня. Несколько небольших северных судёнышек и лодок приходилось на один корабль эллинов. Не подпуская атакующих близко, греки метали в них подожжённые горшки с нефтью и смолой — готские посудины вспыхивали жаркими факелами. Сбивая, заливая пламя, готы ничуть не теряли боевого задора. Удивлённые летящими бомбами и опалённые огнём их, они неистово кричали и решительно приближались к высоким греческим бортам, чтобы гореть вместе.

Остававшиеся сзади готские суда, не участвовавшие пока в схватке, начали путано маневрировать в поисках лучших вариантов продолжения боя — пока не смекнули: к греческим кораблям, изрыгающим огонь, надо подступать со стороны их носов. Там не было катапульт, а адские сирийские огненные трубы имелись лишь на двух посудинах. Черноморские моряки бросали горшки руками, и у готов была возможность подходить почти под самый нос неприятеля, не подвергая себя риску быть сожжёнными. Мало того, блокированные спереди, греки пытались хоть немного развернуться боком, дабы обрушить шквал камней, стрел, пламени на нападавших, и теряли взаимодействие друг с другом.