Берегини

– Ольва, – обрадовалась Унн, увидев девушку, и взгляд воительницы потеплел, смягчился. – Смотри, кто тут у нас. О них надо позаботиться. Пусть вымоются как следует и выстирают свою одежду. И если Арнфрид еще не закончила полоскать белье, поторопи ее.

– Хорошо, – кивнула та и обратилась к словенкам: – Вы понимаете по-здешнему?

– Я немного, – ответила Долгождана. – А Зорянка – нет.

– Ничего. Быстро научится. Идите со мной, я поищу, во что вас переодеть.

Собрав чистую одежду в узел, девушки следом за Ольвой обошли дом, выбрались за ворота и направились к берегу моря, туда, где стояла баня. Навстречу им попались молодая женщина и трое девушек, несущих выстиранное белье. Увидев Ольву и недавних пленниц, они остановились.

– Унн говорила о тебе, Арнфрид, – сказала Ольва женщине. – Велела поторопить.

– А это кто? – Арнфрид поправила сбившийся платок и поудобнее перехватила тяжелую корзину. Две юные девушки, почти девочки, подошли ближе, с удивлением разглядывая заплетенные косы и расшитые платья словенок. Третья, медноволосая красавица, медленно проплыла мимо, покачивая бедрами, смерила Долгождану оценивающим взглядом и, усмехнувшись, пошла себе дальше по тропинке наверх.

Имя «Зорэна» девочки – Ингрид и Хельга – запомнили без труда, а имя второй пленницы даже выговорить не смогли, поэтому без особых затей прозвали ее Гольтхэр – Золотоволосая.

В доме ведуна Смэйни приготовила Любомире постель на широкой лавке возле двери. Ее собственное спальное место было ближе к очагу, возле перегородки, за которой стояла деревянная кровать, накрытая меховыми одеялами. Сейчас она пустовала – старый Хравн еще затемно уходил к морю встречать рассвет, а потом до полудня неторопливо бродил по берегу или стоял, опираясь на посох и грея спину под теплыми солнечными лучами. Пока Смэйни суетилась по хозяйству, разомлевшая после бани Любомира переплела косу, а потом открыла ларец и принялась раскладывать в нужном порядке мешочки с травами.

– Что там у тебя? Поди, бусы да колечки? – полюбопытствовала старушка. – Ох ты… Зелья! Приворотные?

– Нет, Смеяна Глуздовна, – улыбнулась девушка. – Приворотные можно составить, большого ума на то не надо. Да только ни любви, ни счастья они не принесут, коли против воли привораживать. А моими зельями разную хворь лечат. Эти от простуды и кашля. Вот эти травки кровь затворяют. А эти уже по женской части. Боли снимают. И прочее, разное.

– А волшебная симтарин-трава у тебя есть? – услыхала она суховатый смешок и, подняв глаза, увидала стоящего на пороге Хравна. Смэйни подхватилась, освободила место на лавке рядом с Любомирой. Та хотела было подняться да поклониться как заведено, но старик положил ей руку на плечо, удержал. Некоторое время ведун пристально вглядывался девушке в лицо. Потом еле слышно вздохнул.

– Мне сказали, что ты некрасивая, да вижу, неправда это, – проговорил он. – У северян темноволосые красивыми не бывают. Но твоя красота – словно свет солнечный, сердце согревает. Добрую судьбу выткали тебе Норны.

– Спасибо на добром слове… батюшка Хравн, – смущенно ответила Любомира, не зная, как следует обращаться к служителю Одина. Тот снова тихонько рассмеялся:

– Я тебе не в отцы, скорее уж в деды гожусь. Зови уж лучше дедушкой. А вот как тебя называть теперь, – старик задумчиво нахмурил брови, а потом снял с пояса потертый кожаный мешочек, – пусть подскажут всезнающие боги.

Он с трудом – пальцы слушались плохо – развязал шнурок и протянул раскрытый мешочек Любомире:

– Отец богов и людей, Один, научил нас гаданию на священных рунах. Выбери одну себе, только не спеши. Возьми ту, которая сама тебя выберет, тебе одной отзовется.

Любомира послушно опустила руку в мешочек, перемешала гладкие прохладные камешки и вдруг замерла: удивительно теплым, почти горячим показался ей один из них. Его она и вытащила, положила на ладонь, любуясь строгим, четким узором.

– Руна Йо, – проговорил Хравн, – или Эйваз. Великое дерево Иггдрасиль, связывающее все миры, божественные и человеческие. Сила природы, покоряющая смерть. Надежда и избавление от страха. Избранный этой руной передает Богам наши молитвы и помогает услышать ответы. Он хранит и оберегает Жизнь, и тех, кто нуждается в поддержке и помощи… и на этом острове их немало. А потому твое прежнее имя останется в сердце, полном любви ко всему живому, а здесь тебя будут отныне звать Йорунн – владеющая руной Йо.

– Йорунн, – шепотом повторила девушка, словно примеряя новое имя. Хравн хотел сказать что-то еще, но слова обернулись сухим навязчивым кашлем. Старая Смэйни с тревогой заглянула ведуну в лицо, но тот отмахнулся и проворчал:

– Поживу еще…

В женском доме без дела не сидели: свободная ли, рабыня ли – работы хватало всем. Еще толком не привыкшую к своему новому положению Зоряну усадили за прялку, Долгождане принесли узел с чистыми рубахами: что порвалось – зашить, что прохудилось – залатать. Некоторое время Унн наблюдала за ней, потом подошла и негромко сказала:

– Вижу, твои руки проворны, но не привыкли к трудной работе. Кем ты была у себя на родине, Гольтхэр?