Гуннарссона и его людей развязали и заставили подняться с земли. Ормульв медленно выпрямился, разминая затекшие руки, расправил плечи и молча обвел собравшихся взглядом. Трое его хирдманнов старались вести себя столь же храбро, но держались поодаль. Ни у кого их них не хватило духу встать рядом со своим вожаком.
– Ормульв сын Гуннара, – проговорил Эйвинд конунг, – тебя и твоих людей обвиняют в самом страшном из сущих на земле злодеяний. Ты нарушил клятву и предал своего вождя. Ты поднял руку на беззащитного человека и убил его. Ты силой увез не принадлежащих тебе женщин и жестоко обходился с ними. А еще ты посмел забрать то, что тебе не принадлежит, – он разжал ладонь и показал всем потемневшую от времени серебряную фибулу в виде головы волка. – И я при всех говорю, что ты обманщик, вор и предатель. Что скажешь в свое оправдание, Гуннарссон?
– Скажу, что я всегда был верен тебе, а ты не ценил этого, – отозвался Ормульв. – И еще скажу, что готов заплатить тебе виру за убийство кормщика, хоть он и виновен в том, что ослушался моих приказов. А ведунью я увез потому, что она моя по закону – Асбьерн обманом забрал ее у меня. Ее умения пригодились бы в Вийдфиорде. Что до невесты ярла, я забрал ее потому, что хотел проучить Эйдерссона, чтобы впредь не совался в чужие дела. А прав на эту застежку, – усмехнулся хёвдинг, – у меня больше, чем у тебя, Эйвинд вождь. Потому что испокон веков конунгом становился старший из братьев.
На несколько мгновений повисла тишина, которая затем сменилась возмущенными криками.
– С чего ты взял, что можешь называться моим братом? – нахмурился сбитый с толку Эйвинд. – Я уже начинаю думать, что Асгрейв зря с такой силой огрел тебя по голове…
– Моя мать, умирая, призналась, что отцом моим был Торлейв конунг, – ответил ему Ормульв, – а вовсе не викинг по имени Гуннар Длиннобородый! Потому-то она и не отправилась в Нифльхель вслед за мужем, и Торлейв не зря взял ее и меня в свой дом. Я такой же Торлейвссон, как и ты, Эйвинд. И, как твой кровный старший брат, после смерти отца я должен был называться вождем.
Собравшиеся люди недоуменно молчали. А Эйвинд и Асбьерн выглядели растерянными – такого ответа не ожидал никто.
– Вряд ли это возможно, – проговорил Сигурд. – Я хорошо знал Торлейва: он никого так не любил, как свою Асгерд.
– Пусть так, – на скулах Ормульва выступили красные пятна. – Но моя мать была очень красивая и кроткая нравом. Она бы не посмела отказать конунгу, вздумай он тайком позабавиться с ней.
Тут подал голос Хравн, стоявший рядом с вождем. Он прищурил выцветшие глаза, оглядел Ормульва и покачал головой:
– В тебе нет ничего от Торлейва конунга. Цветом волос и глаз ты похож на мать, а твое лицо, сложение, походка и даже отчаянный нрав – все напоминает о Гуннаре Длиннобородом. Я помню этого викинга. Он был славным воином.
– В твои годы многое забывается, высохший ясень Одина, – отмахнулся хёвдинг. – И правда мешается с вымыслом. Тебе ли судить?
Старый ведун умолк и сделал шаг в сторону, пропуская вперед молодого преемника. При виде Сакси Асбьерна вдруг осенило, и он обратился к мальчишке:
– Ты говорил, будто можешь знать то, что никому не ведомо. Если так, скажи нам, чья кровь течет в жилах Ормульва хёвдинга?
Сакси, не задумываясь, ответил:
– Кровь честной женщины с острова Мьолль, которая знала лишь одного мужчину – своего мужа. И кровь храброго воина, отдавшего жизнь за конунга, которому он поклялся служить до огня и костра. Не был ты сыном Торлейва, хёвдинг. Да и сыном Гуннара я бы тебя не назвал. Ты, словно гнойный нарыв, по воле недоброго бога зародился в чреве своей бедной матери.
Ормульв побагровел лицом и бросился на ведуна – плохо пришлось бы Сакси, если бы стоящие рядом хирдманны не нацелили в грудь Гуннарссона длинные острые копья.
– Ты лжешь! – прохрипел разгневанный хёвдинг. – Твой покровитель – Локи, зачинщик распрей, сеятель зла, трус, мерзостный лжец и распутник! А весь твой дар – сочинять небылицы да корчить из себя ведуна и провидца! Зря только конунг кормит тебя!
– Небылицы, говоришь? – нахмурился Сакси. Было видно, что его задели слова Гуннарссона. Молодой ведун пристально посмотрел на Ормульва, а потом сел на землю, поджав под себя ноги, и начал рассказывать…
Убить ярла Ормульв задумал во время морского похода.