Берегини

Хаук принес довольно большой деревянный ларец с резной крышкой и хитрым замочком. По бокам ларца вилась причудливая обережная роспись, местами затертая, местами выцветшая от старости. Внутри тесными рядами были уложены свернутые холстины разной ширины. льняные, расшитые каждый своим узором мешочки, от которых шел травяной запах, небольшие глиняные сосуды. Несколько мешочков лежали отдельно, и на них было вышито черное солнце, как сперва показалось воинам.

– Ивар, ты же сам из словен, – проговорил Асбьерн, поворачиваясь к одному из своих старших хирдманнов. – Что скажешь?

– Это не солнце, – проговорил Ивар, внимательно поглядев на вышивку. – Это Черная Луна, знак Мораны. Видно, здесь ядовитые травы, которые во благо умеют использовать только ведуны. И ножи эти не для хозяйства, – он показал на маленькие рукояти, выглядывающие из плетеных ножен. – Видите, серп выбит на одной стороне? Тоже знак Мораны, богини смерти и колдовства. А с другой стороны – знак Макоши, Великой Матери, дающей благо жизни. Так и должно быть: ведуны между Жизнью и Смертью стоят, с тем и другим дело имеют.

– Видно, что ларец колдовской, – хмуро проговорил Ормульв. – Только не пойму, с чего вы взяли, что он принадлежит той темноволосой девчонке?

Асбьерн задумчиво посмотрел на побратима:

– Ларец был незаперт, когда я его нашел. Но если есть замок, значит, есть и ключ. А у кого он может быть, как не у хозяйки?

– Пойдем да проверим, – сказал Эйвинд.

Ормульв промолчал, только помрачнел еще больше.

В сарае было темно и прохладно. Пахло сушеной рыбой и старой соломой, за перегородкой шумно вздыхали и шелестели подстилкой не то овцы, не то козы.

– Ты уверена, что они хотят нас продать кому-то еще? – шепотом спросила Долгождана.

– Я слышала, они говорили о датчанах, – ответила ей Любомира. – И о том, что им теперь нужно много серебра.

– Значит, мы недолго пробудем на этом острове. И кто знает, увидимся ли еще.

Тут с улицы послышались мужские голоса и громкие шаги, лязгнул засов, скрипнула открывающаяся дверь и знакомый голос произнес:

– Ком хэр. Выходите!

Глава 3

Пленницы спросонья испуганно озирались и норовили спрятаться одна за другую при виде незнакомых мужчин. Эйвинд оглядел их и спросил по-словенски, стараясь правильно выговаривать слова на чужом языке:

– Кто из вас ведунья? Та, которая умеет лечить?

– Я, – отозвалась Любомира, бесстрашно взглянув на конунга. Он увидел, что глаза у нее похожи на северное море – такие же темно-серые, и такие же яростные.

– Я Эйвинд конунг, вождь северных воинов, – спокойно сказал он. – Как твое имя?

– В доме, который сожгли твои воины, меня звали Любомирой, – ответила она.

– Хаук! – позвал вождь. И показав на ларец, который принес расторопный воин, спросил у пленницы: – Это твое?

Девушка бросила мгновенный взгляд на Асбьерна и молча кивнула.

– Если так, – сказал конунг, – то покажи нам ключ от этого замка и расскажи, что за травы хранятся в ларце.

– А ты, вождь, в травах разбираешься или на слово поверишь? – спросила она, не поднимая глаз. Кто-то из девушек за спиной Любомиры тихо ахнул. Асбьерн усмехнулся. Он-то успел узнать нрав словенской колдуньи, пока она залечивала его раны.

– Я верю, что настоящие ведуны никому не причиняют вреда без надобности, – словно не услышав дерзких слов, проговорил Эйвинд. – А в моей смерти тебе надобности нет.

Любомира молча сняла с шеи крепкий шнурок с маленьким медным ключом, подошла к Хауку, державшему ларец, привычным движением продела дужку в петли, замкнула замок и повернула ключ. Потом отступила назад: дескать, смотри, коли надо. И вздохнула:

– Обо всех зельях тебе рассказать, или хватит того, что там хранятся ядовитые травы, несущие смерть неосторожному, но в умелых руках помогающие победить хворь?

Вождь переглянулся с побратимом и хёвдингами, а потом спросил:

– Что ты умеешь, юная девушка? Я говорю не о том, ловка ли ты у печи и тонка ли твоя пряжа. Что ты умеешь как целительница?

– Спроси у своего воеводы, – Любомира кивнула в сторону Асбьерна. – А лучше всяких слов о моем даре расскажут тебе его шрамы. Хотя порой мне жаль, что я не умею убирать их полностью.

– И правда, жаль, – негромко рассмеялся Эйвинд. Памятный шрам пересекал лоб, левую бровь и висок вождя. Нашелся целитель, справился со страшной раной, постарался, чтобы след от нее остался ровный и не испортил красивое лицо. Вряд ли сама Любомира смогла бы сделать лучше.

– Она многое умеет, – торопливо проговорила Весна, испугавшаяся, что вождь северян не поверит Любомире. – Она лечила и воинов, и стариков, и детей. Бывало, ставила на ноги даже хворую скотину. У нас в селище все шли к ней за помощью.

Любомира молчала.

– Почему на тебе мужская одежда? – полюбопытствовал конунг. Девушка смущенно оглядела себя, неловко повела плечами:

– В лес собиралась, за травами. Так ходить сподручнее.

– На твоем месте, Ормульв, я бы отпустил пленницу, – после недолгого размышления проговорил Эйвинд на языке северян. – Если она получит свободу и по своей воле станет помогать нашим людям, то и пользы принесет больше, и тебе уважения добавит. Что скажешь?