Берегись, Ангел!

— Вообще не понимаю, зачем такая огромная елка. Можно было искусственную купить в коробочке, собрать и убрать потом в ящик. — Ворчит, словно старик и тоже хмурится.

В этот момент улавливаю между ними внешнее сходство и улыбаюсь еще шире. Очень рада тому, что они наконец помирились, хоть и не упускали возможности друг друга подколоть.

— Нет, хватит искусственного в нашей жизни. — Вставляю свои пять копеек, пока оба фырчат. — Это же самый главный атрибут нового года, если не считать мандарины.

— О-о-о, — стонет Макс за спиной, — не напоминай. Я люблю мандаринки, а мы их не взяли.

— Так еще и не новый год, придурок. — Фыркает Данияр.

— Да пофиг, я сейчас хочу. Что только по праздникам их можно жрать? — Круглов кривится, а Дан пыхтит.

— Макс! Я тебя не узнаю, — усмехаюсь, пока друг бормочет что-то несвязное, — что за выражения?

— Это все он. — Тычет в Аристова пальцем и строит мне невинные глазки, заставляя смеяться.

— Что ты имеешь в виду? — Тут же подхватывает Дан, а я смотрю на дорогу, чувствуя, что их перепалок у меня скоро голова лопнет. — Что я на тебя дурно влияю? Э! Чего молчишь?!

Круглов бросает ему очередную колкость, и препирательства не прекращаются до самого дома Маргариты Алексеевны. Я не злюсь, а улыбаюсь, потому что из их разговора можно куски вырывать и отправлять стендапщикам. Слава гарантирована.

Из автомобиля я выбираюсь первой и вдыхаю морозный воздух. Предновогоднее настроение чувствуется с каждым днем все больше.

Теперь я могу ходить без корсета, но врач все еще запрещает злоупотреблять физической активностью, чтобы насвежую не переломать ребра. С этим проблема. Данияр иной раз так сильно сжимает меня в руках, что дыхание перехватывает.

— Вот же дерьмо! — Голос Макса заставляет обернуться и увидеть, как он распластался на дорожке во дворе, видимо, зацепившись ботинком за сиденье.

Данияр смеется, и я следом. Круглов же пыхтит, поднимаясь и отряхивая с куртки снег.

— Смешно вам, да? Голубки хреновы. — Криво улыбается, и я вижу в его глазах нездоровый азарт. — Сами напросились. Кости надо размять. — Вальяжно топает к сугробу, и резко бросает в Дана снежок, после чего целится в меня, но нарочно кидает мимо.

Знает, что меня травмировать нельзя. Смеюсь, а Данияр включается по полной. Между ними начинается настоящая снегобомбежка. Я первые минуты помогаю Дану, а потом отхожу в сторону, пока они устраивают во дворе бедлам.

— Я тоже хочу в снежки поиграть! — За спиной раздается голос Олежки, и я даже не успеваю его обнять, как он со смехом бежит к Дану и встает на его сторону, что неудивительно.

Братишка от него не отлипает. По двору разлетается довольный гогот, и я ловлю себя на мысли, что ничего прекраснее нет. Данияр улыбается и искренне радуется, а это многого стоит.

Борьба со старшим Аристовым только началась, и судебные тяжбы обещали быть длительными, но у Дана была мощная поддержка от Янкевича и Петра Ивановича. Они подключили всех знакомых, чтобы Александр Алексеевич получил по заслугам. В прессе такая шумиха поднялась, но одна новость была не особо приятной.

Женщина, с которой жил отец Данияра, упала с лестницы на одном из приемов и потеряла ребенка. Кара нашла не того человека, но корабль шел ко дну, ведь идеальный образ семьи Аристовых рассыпался, и тут не помогли миллионы.

Нашу квартиру выставили на продажу, благо Владимир ни на что не претендовал. Петр Иванович уже показывал ее нескольким покупателям, а я отказалась туда возвращаться. Только вещи матери забрала. Для меня было настоящей мукой приходить в дом, где происходило столько плохого.

Маргарита Алексеевна с удовольствием познакомилась с Максом и Даном, последний так и вовсе вызывал у нее бурный восторг. Она говорила, что такой мужчина никогда не бросит и точно сделает счастливой, в общем, вгоняла меня в краску по полной программе.

— Ого! — Петр Иванович усмехнулся, глядя на то, во что превратился идеально убранный до этого двор. — У нас праздник уже начался, да? — Улыбается, а я киваю.

Все еще не могу даже произнести папа или отец. Видимо, не пришло время, а вот Олежа уже вовсю зовет Петра папой. Даже не знаю, почему он так быстро переключился, ведь Владимира никогда так не называл при нем, хоть тот заставлял и просил, а тут…

Дан встает по стойке смирно, замечая Петра Ивановича, который спускается к ним и что-то говорит. Я думала, он заставит убрать двор, но…

Снежок в спину от Олежи заставляет его пересмотреть решение. Теперь во дворе играются четыре ребенка, а я ухожу домой к Маргарите Алексеевне. Бабушка орудует в кухне, а по дому разлетается аромат выпечки.

— Пирожки? — Спрашиваю, заглядывая в комнату.

— С мясом, — улыбается она, подкатывая коляску ко мне, — и вишней.

Помогаю ей с ужином, пока мужчины развлекаются, но иногда поглядываю в окно на Дана. Таким он мне нравится больше. После встреч с юристом его будто меняют. В такие минуты Данияр идет в зал к Янкевичу и выбивает из себя дурь. Боится меня обидеть, сказав что-то резкое, а после рассказывает о хаосе в своей голове.