Перевожу взгляд с братишки на одноклассника, который вдруг повесил над головой нимб и прилепил себе ангельские крылья, и просто клокочу от злости. Внутри борются два противоположных чувства, но я беру себя в руки, чтобы не накричать на Олежку. Он точно этого не заслужил, в отличие от того, кто стоял рядом и нагло пользовался моей беспомощностью. Снова. В очередной раз показывал, что я пустое место, и мое слово ничего не значит.
— Вот и хорошо, — резюмирует Данияр и кивает на спорткар, к которому с визгом радости бежит Олежка, — Цветкова, лицо проще сделай, и люди к тебе потянутся. — Тихо говорит мне и открывает дверку.
Больших усилий стоит не сорваться с места и не убежать в противоположном направлении, и только Олежина улыбка во все лицо заставляет сжать кулаки и сесть на сиденье. Аристов снова повторяет вчерашние действия, нарочно задевая бедро рукой, когда пристегивает нас. Меня точно током прошибает и бросает в пот от легкого прикосновения. Да, что же это такое?!
Смотрю только вперед, изучая лобовое стекло и не обращая внимания на хозяина машины, который убивает своей наглостью. Стоит отъехать на несколько метров от фитнес-центра, как Данияр добивает меня окончательно, спрашивая у Олежки:
— Ты голоден, боец?
— Не-е-е, меня Лика на работе накормила. — Братишка водит рукой по коробке, которая мирно стоит у нас в ногах. — Картошкой жареной и огурцом. А Ваня мне шоколадку дал и чая налил. — Выдает все Олежа, заставляя мои щеки гореть.
— Даже та-а-ак, — усмехается Дан, и я чувствую его пристальный взгляд, хоть и смотрю в одну точку, — я бы тоже от картошечки не отказался с поджарочкой.
— А Лика мне такую и делает, — радостно произносит братик, от чего мои руки начинают потрясываться, — только мы тебя не угостим, там дома…
— Олежа! — Резко вылетает у меня.
В салоне виснет гнетущая тишина, а я смотрю в одну точку на лобовом стекле. Пытаюсь не думать, как это выглядит со стороны, и что думает Аристов. Наверняка, ничего хорошего. Как-то ведь он вернул конструктор?
Не нужно быть Вангой, чтобы понять, где он мог забрать подарок. Владимир продал, а Дан выкупил. От этой мысли становится тошно. Все равно потратил деньги…
— Не страшно, боец, я и сам приготовлю. — С улыбкой отвечает Аристов, и Олежка снова оживает, начиная рассказывать, как провел день в детском саду, а потом и в комнате охраны.
Молчу, потому что меня колотит внутри, а если заговорю, то сорвусь на Дана. Нельзя вот так нагло врываться в чужую жизнь и вносить свои правила. Нельзя!
Дорога до дома кажется настоящим адом, потому что в моей голове война. Мысленно сражение с Данияром, которому я обязательно все выскажу, но только не при Олежке.
— Спасибо. — Скупо бросаю ему и увожу ребенка домой, снова ощущая на себе тяжелый взгляд.
Так можно и спину прожечь.
Перед дверью мы с Олежей замираем и переглядываемся. Я киваю ему и слегка улыбаюсь. Если Владимир опять на кураже, то придется сидеть смирно. Медленно поворачиваю ключ и открываю дверь, заглядывая в коридор. Вроде тихо.
Заходим внутрь. Я забираю коробку из рук братишки и чуть ли не охаю, когда в коридоре загорается свет.
— Где бродите так поздно? — Хмурый Владимир стоит около входа в спальню и пронзает нас взглядом.
— Я на работе была.
— Укладывайтесь. Уже поздно. — Говорит после недолгой паузы, и я толкаю Олежку к двери в нашу комнату. — Ангел, — останавливает меня отчим, поглядывая на конструктор, — пусть этот твой дружок, — он кивает на коробку, — держится подальше от моего сына. Я тебя предупредил. — Цедит сквозь зубы, а я замечаю в тусклом свете, что у него под левым глазом припухлость, которая точно превратится в синяк. — Просто так ему то, что сделал, с рук не сойдет. Спокойной ночи.
Дверь в его спальню с грохотом хлопает, а я вздрагиваю, пытаясь переварить услышанное. Медленно волочу ноги в нашу комнату, где Олежка успел скинуть с себя одежду и схватить полотенце, и опускаю коробку на пол. Братишка радуется, а я даже представить боюсь, чем обернется для нас этот подарок.
Все повторяется. Олежка снова после купания играет с лампой, а я не подхожу к окну, не желая видеть там спорткар. Что ему надо? Чего этим добивается?
Меня трясет даже тогда, когда ложусь в постель и обнимаю братишку. От злости, ненависти, страха… Да от всего…
Я с трудом засыпаю и просыпаюсь от того, что через закрытую дверь пробирается приятный аромат. Мне кажется, что пахнет омлетом. Мама раньше часто готовила его по утрам.
Открываю глаза и понимаю, что это не сон, а явь. Судя по шагам и шуму, Владимир уже на ногах, и мне страшно увидеть бутылки с раннего утра. Пропускаю свою привычную тренировку и лежу, смотря в потолок. Желудок начинает завывать от голода, но я продолжаю смотреть в одну точку, и когда звенит будильник, бужу Олежу.
Мы собираемся в закрытой комнате, а после идем умываться, где и застает нас Владимир. Синяк уже прорисовался, глаза ясные, одежда свежая, что вызывает недоумение, и не только у меня.
— Идите завтракать. — Раздраженно говорит отчим, а я перевожу взгляд на Олежку.